в познании созданного Господом мира, но приблизило ли это их к Нему?
— Ни в малейшей степени! Даже, скорее, наоборот. Религии погрязли в догмах, а наука способна объяснить многое. Некоторые, как я, например, не ощущают нужды в предположении о Его существовании.
Рабби укоризненно уставился на меня, но орать и размахивать конечностями после такого заявления, как я сильно опасался, не стал. Только покачал головой:
— Не понимаю, как изучение законов, по которым действует созданный Всевышним мир может навести на мысль, что Его вообще нет? Мне кажется, что это не слишком э… мудро.
— Возможно, — не стал спорить я, не чувствуя, как и любой агностик, особой уверенности в своей позиции. Впрочем, и отступать не собирался — просто таких разговоров всегда стараюсь избегать по причине их полной бесплодности.
— Без веры жить нельзя! — убежденно продолжил Маймонид, не видя сопротивления с моей стороны. — Особенно нашему народу!
— Да, — подтвердил я. — Именно неистовое упорство в вере позволило евреям выжить как народу за все эти восемьсот лет. Но какой ценой!
— Какой же? — заинтересовался рабби.
— Ценой полного закостенения закрытых наглухо от внешнего мира общин и доведения до абсолютного маразма всех обычаев и запретов! Мне иногда просто бывает стыдно идентифицировать себя и членов этих общин как представителей одного народа! Это просто секты какие-то!
Я вкратце рассказал об истории евреев за эти века. О том, что преследования загнали общины в гетто, где в условиях нищеты и сильных ограничений на виды деятельности буйным цветом расцвели радикальные религиозные течения мистического толка, практически полностью отрезавшие представителей общин от мирового научного и культурного прогресса. О введении все более жестких и глупых запретов, о вычленении из прекрасных текстов Торы якобы намеков о необходимости тех или иных ограничений и возведения их в абсолют. О неспособности вовремя, в ногу со временем, реформировать устаревающие правовые и другие нормы иудаизма.
— Даже твой главный труд, кодекс еврейских законов «Мишне Тора» несколько раз переписали в сторону ужесточения приведенных там правил! — добил я старика последним аргументом. Тот сидел, понурив голову.
— Это крайне печальное известие для меня. Дело в том, что я и так внес туда очень много строгих правил, не желая слишком шокировать читателей. Но надеялся при этом на рост понимания в массах внутренней логики нашей веры. А вот, значит, как получилось…
— Твое намерение не пропало втуне! — немного успокоил его я. — Многие философы и ученые прониклись духом твоих трудов и развили их далее. Но, к сожалению, большинство из них не нашло понимания среди еврейских ортодоксальных кругов и было вынуждено уйти в христианский мир, полностью ассимилировавшись.
— Но почему?
— У них не имелось другого выхода! Либо отказаться от познания, либо — от еврейской традиции. До тех пор, пока весь западный мир не стал гораздо менее религиозным и перестало быть необходимым переходить в другую веру для участия в его научной и общественной жизни.
— Но ведь, по твоим словам, было создано еврейское государство? Значит, среди еврейства сохранились конструктивные силы?
— Увы, государство было создано силами светских и умеренно религиозных кругов. И именно как средство, дающее им возможность оставаться евреями и вне жестких ультраортодоксальных ограничений. А сами ультраортодоксы государство не признали. Они по прежнему ждут мессию.
Рабби Моше, слушавший последние минут пять, уткнув взор в пол, вдруг поднял глаза на меня:
— Так, может быть, и нет никакой ошибки? И ты прислан сюда не случайно, а с целью изменить такое печальное развитие событий? — произнес он с воодушевлением.
Еще один фанат на мою голову, блин! Все таки мессианская идея настолько укоренилась в еврейском сознании уже в средневековье, что готовы видеть мессию в первом встречном. Хотя, согласен, тут обстоятельства как бы сильно намекают на возможность именно такого варианта, но что делать, если сам потенциальный мессия абсолютно не чувствует никакого призвания? Знак бы какой, подсказка, видение, что ли… Ничего! Чушь, короче! Надо просто воспользоваться бритвой Оккама и проверить сначала более реальный вариант — фокусы инопланетян, например. Или засбоивший артефакт древней исчезнувшей цивилизации, вот!.. Но Маймонид слишком авторитетный дядя, чтобы на него можно было просто прикрикнуть, как на какого-то купца, как я поступил с Цадоком, когда тот тоже начал было развивать эту мысль. Поэтому я лишь мягко сказал:
— Все может быть! Поэтому я и приехал к тебе, чтобы во всем разобраться. Ведь у тебя сохранились другие части этого документа?
Затаив дух, я ждал ответа. Ведь если он скажет, что нет, значит — все концы обрезаны! И что я буду делать дальше?
— Я обнаружил этот пергамент, когда, приехав сюда еще в молодости из Кордовы, разбирал архив еврейской общины Фустата. Ты ведь, наверное, знаешь, что он огромен и документы в нем копятся уже не один век. Причем не только местные. Многие гаоны[15], чьи общины находились в бедственном положении, присылали сюда на хранение ценные свитки, — старик вздохнул и продолжил: — Я не знаю, откуда и когда прибыл на хранение этот свиток. Но в нем было два листа. Один ты видел. А второй… Он лежал внутри первого и на нем… А, пошли, сам увидишь!
Рабби Моше встал и совсем не старческой походкой направился к полускрытой коврами небольшой дверце в задней части кабинета…
ЛитВек: бестселлеры недели
