пуританской американской глубинки 1960-1970-х.

Дьявольские видения

После того как мать Эксла разошлась с его непутевым отцом и вышла замуж за пятидесятника строгих взглядов, ее сын рос в атмосфере суровой дисциплины, регулярных походов в церковь и того, что Эксл позже описывал как постаянные побои и унижения. Чувствительный мальчик реагировал болезненно, страдая от ночных кошмаров и других неврозов. Иногда сны Билла были такими беспокойными, что он падал с верхнего яруса кровати, которую делил с сестрой. Позже он утверждал, что страдал от припадков. Однажды Билл очнулся на полу в крови, оттого что прокусил зубами верхнюю губу. Учась в Оклендской начальной школе, он живо описывал родителям яркие ночные видения, в которых он, будучи совсем малышом, жил вместе с матерью и другим мужчиной, который делал с ним плохие, очень плохие вещи. Билл не имел понятия, что Стивен Бейли ему не родной отец (Билл называл его «папа»). Родители говорили мальчику, что эти видения ложные и посланы дьяволом, чтобы его напугать. Но он каким-то чудом умудрился понять, что эти сны были правдой. Позже Эксл вспоминал: «Эту тайну я пытался раскрыть с самого детства, понимаете? Поскольку мне говорили, что это дьявол показывает мне, каково жить в доме, где я никогда не жил. Но я знал, что был там. Я знал, что младенцем жил в этом доме. Со мной все время случались странные вещи».

Семья выбиралась в деревенскую церковь как можно чаще, от трех до шести раз в неделю. Как минимум, воскресным утром, воскресным вечером и вечером в среду. Там не было хора как такового — вся паства распевала старые гимны: «Приди в церковь в девственном лесу, приди в церковь в долине». У юного Билла был приятный, мелодичный голос, который выделялся среди голосов остальных верующих. Позже он пел в госпел-трио с братом и сестрой, а затем, благодаря урокам фортепиано, которые давала ему мать, начал играть в церкви. «Это было сектантское, пятидесятническое распутное бдение, — говорил он позже в интервью. — У нас проходили собрания в кущах, исцеления; мы видели, как слепые прозревают; люди говорили на разных языках; короче, полный набор». Юноши с десятилетнего возраста должны были читать проповеди, и после победы в серии конкурсов по Библии — правильно определить главу и стих — Билла пригласили проповедовать вечером в среду. Возможно, это был его первый опыт выступления перед полным залом. Он считал, что видит настоящие чудеса, когда калеки вставали с инвалидных кресел, но чувствовал и некоторое разочарование — ведь с ним самим ничего такого не происходило. «Я знаю больше госпелов, чем кто бы то ни было, — говорил он позже, — но, даже если там наверху и есть Бог, я его не видел. Не имею об этом ни малейшего понятия».

В доме Бейли религиозная жизнь семьи доминировала. У них не было магнитофона, а радио работало только днем по воскресеньям, когда после обеда у матери с отцом было «особое время» и они запирали дверь спальни. «Телевизор у нас продержался около недели, — вспоминает Эксл, — а потом отчим выбросил его, потому что посчитал сатанинским». Все вокруг считалось злом. Женщины были искусительницами. «Я помню, как впервые получил за то, что загляделся на женщину. Даже не знаю, сколько мне было и что за передачу я смотрел, но там началась реклама сигарет, в которой две девушки в бикини выходили из воды. Я просто смотрел — не думал ни о чем, просто смотрел, — и отчим с такой силой ударил меня по лицу, что я полетел на пол».

Учителя с раннего возраста замечали певческие таланты Билла: «Когда я был в первом классе, мне не давали перейти улицу, пока я не спою что-нибудь из Элвиса. В третьем классе на переменах учителя ставили меня на пенек и заставляли петь младшим детям песни из горячей двадцатки. Я любил работать над гармониями, но всегда с трудом исполнял чужие партии». Почти все, кто учился с Биллом, помнят, как он пел на детской площадке.

Билл ожидаемо стал хорошим учеником и до двенадцати лет приносил из школы одни пятерки. Плохие отметки, грубое поведение или саркастическое замечание могли повлечь за собой жестокое наказание от папы. Попытавшись сыграть на семейном пианино фривольную «D'yer Мак'ег» Led Zeppelin, Билл получил такой подзатыльник, что слетел со стула. Позже Эксл описывал своего отчима как «параноидального психованного тирана».

И он научился жить с этим — покуда потребуется. Гораздо позже он будет до странного теряться, пытаясь объяснить, через что ему пришлось пройти: «Если ребенка бьют, и кто-то предлагает ему помощь, а ребенок просто отказывается… чаще всего наказания только усиливаются. Вместо того чтобы помочь мне и попытаться понять меня, он говорил что-нибудь вроде: „Нет, это проблема, и ее нужно решить прямо сейчас! Ты понял?" Но это ни хрена не работает. Команды вроде „заткнись" и „сидеть" слегка неуместны, если пытаешься кому-то помочь».

Часто Билл находил утешение в музыке. Позднее он с тоской вспоминал, как мелодии и песни заменяли ему в детстве друзей. «Я услышал „D'yer Mak'er" [в 1973-м], и меня зацепило. Эта песня просто взорвала мне мозг, и я стал фанатом Led Zeppelin. Я не мог понять, как ему [Джимми Пейджу] удается писать такое? Что он чувствует? Ведь вокруг меня все было пропитано религией и послушанием. Благодаря этой песне я влюбился в хард-рок. По-крупному».

В школе Билл не пользовался популярностью. Из-за родителей ему приходилось, учась в шестом классе школы Саннисайд, носить накрахмаленные белые рубашки, застегнутые до ворота, черные полиэстеровые брюки, белые носки и черные ботинки. «Я был изгоем, настоящим задротом, — вспоминает он, — потому что родители заставляли меня одеваться по-идиотски и стригли под горшок. Никто больше так не ходил. Клевые ребята считали меня деревенщиной. Полный отстой». Добавляла масла в огонь его религиозность: выигрывать конкурсы по Библии в деревенской церкви было решительно некруто. Если же Билл пытался что-нибудь изменить, например, слегка отрастить волосы или украсть сигарету, наказание обрушивалось на него подобно языкам пламени.

Временами, когда отец бил и наказывал его, Эксл инстинктивно искал помощи у матери. Но она боялась мужа и не могла помочь своему свободолюбивому сыну. У нее были свои проблемы. «Я помню, что отец ужасно обращался с ней, если она пыталась мне помочь, — рассказывал Эксл двадцать лет спустя. — И у меня возникали дикие, жестокие мысли по отношению к женщинам, потому что я видел, как отец обращается с матерью».

«В церкви пятидесятников мне полностью промыли мозги, — признался Эксл в 1992-м после интенсивной психотерапии. — Церковь, в которую я ходил, была полна лицемерных святош, издевавшихся над детьми. Эти люди