Светлое будущее

Бахыт Кенжеев родился в 1950 году. Окончил химфак МГУ. Поэт, прозаик, эссеист. Лауреат нескольких литературных премий, в том числе новомирской премии “Anthologia” (2005) и “Русской премии” (2009). Живет в США и в Москве. Постоянный автор “Нового мира”.

             

              1904

Когда хандра, в час темной синевы,

где, знай, кривляется луна кривая,

промчусь по льду красавицы Невы

в звенящем электрическом трамвае.

Стук черного металла о металл.

От жалости к себе вдруг втихомолку

расплачусь, потому что так устал,

что даже санатория без толку —

развалины, лимоны, лаццарони.

Как все же гнусен пресловутый юг!

Пускай Харон не терпит посторонних —

в своем каяке — мне давно б каюк

настал, когда б не славный фармацевт

с Васильевского, не шары с цветными

растворами в витрине, не рецепт

с печатью смазанной, и на чужое имя.

Спеши, трамвай, не быстро, а бистро,

как то метро в Париже. Только не заснуть бы.

Ах, химия, как широко ты про-

стираешь руки в нынешние судьбы:

витая над окаменевшею водой,

оружием играешь многогранным,

амилнитрит, эфир утонченный даря нам,

и спит в баллонах хлор, царевич молодой.

 

 

             1920

когда гражданская война

не брали пленных ни хрена

и обезумевшие дети

аптекарей других детей

крестьян фабричных и врачей

расстреливали на рассвете

и красный спит и белый спит

во сне ворочается сопит

но белый вроде динозавра

а красный (хор гремит) убит

не просто так — за новый быт

за ослепительное завтра

он видит будущее где

не варят кашу на воде

наука победила голод

и старость тесно в облаках

от дирижаблей смертный страх

изжит где каждый чист и молод

как те мальчишки с полотна

дейнеки новая страна

богата солодом и медом

хватает хлеба всем и рыб

в пустой церквушке поп охрип

по тучным нивам и заводам

растят ячмень и варят сталь

дорога убегает вдаль

и прочее и мы недаром

погибнем думает герой

предсмертной ветреной порой

шумя бестрепетным гайдаром

 

 

             1988

Достиженья пытливого гения

(пароход, бомбовоз, дальногляд),

будто сытные звезды весенние,

обещанием грустным горят.

Гончаровская цивилизация,

ананас за пятак — да, да, да!

На прогресс, господа, огрызаться я

не намерен и, кубики льда

добавляя в свою водку с тоником,

благодарен неведомому

ледотворцу. Вольно же историкам,

разгребающим пыльную тьму,

в прошлом странствовать. Лучше на выставку

электронных новинок сходи —

где наука легко и осмысленно,

с силиконовым сердцем в горсти,

альбатросом взмывает дюралевым.

ЭВМ, размерцавшись, поет

и сияет, и вдумчивым заревом

восторгается детский народ —

тем от смертного плена и лечится.

Веселей в нашей бездне висеть,

уповая, что цвет человечества

в мировую составится сеть,

и охватит вселенную раннюю,

где над кельями черных сестер

пожилой инженер мироздания,

перепончатый парус простер

 

 

             1957

Потому что Эра Кольца

означает свет без конца,

жизнь в грядущем, быть может, строже,

но прекраснее — говорит

мне с обложки “Техники — молодежи”

большеглазая Низа Крит.

Над туманностью Андромеды

проплывет в межзвездной пыли,

как стальное знамя победы,

молодой далекой Земли

представитель — корабль, раскованный,

будто спасшийся Прометей.

В этой миссии, пусть рискованной,

не бывает пошлых страстей,

потому что давно из нор

не вылазят враги народа,

потому что есть Эрг Ноор,

командир небесного взвода.

Помнишь гибельный черный крест,

помнишь мужество Кэя Бэра?

Так вернул нам Двадцатый съезд

величайшее слово “вера”.

Коммунизм пребудет вовек,

потому что он чист, бесценен

и прекрасен, как человек,

повторяющий имя “Ленин”.

 

 

             1934

Памяти Лени Рифеншталь

Родина, давно ли ты на милость

выродкам сдавалась и томилась

на коленях? Как тебя топтал

мировой Иуда-капитал!

Помнишь, как сочились договоры

кровью, как, бесстыдным счастьем пьян,

каждый жадный пес версальской своры

в плоть твоих рабочих и крестьян

яростно вгрызался? Жизнь живая,

преодолевай постыдный страх!

Самолет рокочет, проплывая

в микеланджеловских облаках,

на уютных улицах ликуют,

о надежде только и толкуют

деды, дети, матери, отцы

собственного счастья кузнецы.

Не придет на эту землю Ирод!

Радость — в силе. Солнцем освещен,

чудный вождь, защитник вдов и сирот,

улыбаясь, чуточку смущен,

весело глядит, и твердо знает,

да и все мы знаем, отчего

в голубых глазах его играет

беспощадной воли торжество.

 

 

             1961

“Мы — первые!” “Гагарину — ура!”

“Даешь Луну!” “Вперед и выше!” “Слава!”

“Поехали!” Так первый космонавт

сказал перед отлетом, кое-как

пристроившись в люминиевой скорлупке,

улыбчивый, непьющий русский рыцарь

без страха и упрека. Разгромили

фашизм, освободили пол-Европы,

и вышли на такие рубежи,

что и не снились буржуазным инженерам.

Ах, как ликуют толпы! Словно Сталин

воскрес, но не оболганный, а светлый,

в простой шинели, с трубкой, жизнь готовый

за Родину отдать.

                                              А это значит,

что мы непобедимы, что на Марсе

мичуринские груши зацветут,

что войн не будет больше, справедливость

восторжествует в мире, от Аляски

до Ганы. Пусть родители героя

в смущении рассматривают ордер

на новую квартиру, на костюм

бостоновый, отрезы крепдешина

и драповые польта с меховыми

воротниками — слава Богу

(которого Гагарин не увидел

в просторах мироздания). Великий

сын их — сын человечества! — ступает

рубиновой ковровою дорожкой

в объятия Хрущева. “Не споткнись!” —

переживает мама, увидав

развязанный шнурок. Не бойся, что ты!

Сегодня — космос, завтра — вся планета,

и смерти нет. И