минуту! О, Мери! Опять слышать твой голосъ….

Грація не могла сначала вынести звуковъ этого дорогого ея сердцу голоса.

— Когда я жила въ этомъ домѣ, Грація, какъ буду жить въ немъ опять, я любила Альфреда всего душой, любила его безгранично. Я готова была умереть за него, какъ ни была я молода. Любовь ее была выше всего въ мірѣ. Теперь все это уже давно прошло и миновалось, все измѣнилось; но мнѣ не хочется, чтобы ты, которая любишь его такъ искренно, думала, что я не любила его также чистосердечно. Я никогда не любила его такъ сильно, Грація, какъ въ ту минуту, когда онъ простился съ нами на томъ самомъ мѣстѣ и въ этотъ самый день. Никогда не любила я его татъ сильно, какъ въ ту ночь, когда бѣжала изъ отцовскаго дома.

Сестра могла только смотрѣть на нее, крѣпко сжавши ее руками.

— Но онъ, самъ того не зная, плѣнилъ уже другое сердце, прежде нежели я поняла, что могу подаритъ ему свое, продолжала Мери съ кроткою улыбкою. — Это сердце, — твое сердце, сестрица, — было такъ полво привязанности ко мнѣ, такъ благородна и безкорыстно, что старалось подавить свою любовь и умѣло скрыть ее отъ всѣхъ, кромѣ меня: мои глаза изощряла признательность. — Это сердце хотѣло принести себя мнѣ въ жертву, но я заглянула въ глубину его и увидѣла его борьбу. Я знала, какъ оно высоко, какъ неоцѣненно оно для него, какъ дорожитъ онъ имъ, несмотря на всю свою любовь ко мнѣ. Я знала, сколько задолжала я тебѣ, - я ежедневно видѣла въ тебѣ великій примѣръ. Что ты сдѣлала для меня, Грація, — я знала, что и я могу, если захочу, сдѣлать для тебя. Я никогда не ложилась безъ молитвы о совершеніи этого подвига. Никогда не засыпала я, не вспомнивши слова самого Альфреда, сказанныя имъ въ день отъѣзда: зная тебя, я поняла, какую истину сказалъ онъ, что каждый день на свѣтѣ одерживаются великія побѣды внутри сердецъ, побѣды, передъ которыми это поле битвы — ничто. Когда я все больше и больше вдумывалась, что каждый день и часъ совершается такая тяжелая битва и чело остается ясно, и никто объ немъ не знаетъ, задуманный подвигъ казался мнѣ все легче и легче. И Тотъ, Кто видитъ въ эту минуту сердца наши и знаетъ, что въ моемъ сердцѣ нѣтъ и капли жолчи или сожалѣнія, что въ немъ одно чистое чувство счастья, Тотъ помогъ мнѣ дать себѣ слово никогда не бытъ женою Альфреда. Я сказала: пусть будетъ онъ моимъ братомъ, твоимъ мужемъ, если рѣшимость моя доведетъ до этого счастливаго конца, но я никогда не буду его женою. А я любила его тогда пламенно, Грація!

— Мери, Мери!

— Я старалась показать, что я къ нему равнодушна; но это было тяжело, и ты постянно говорила въ его пользу. Я хотѣла открыть тебѣ мое намѣреніе, но ты никогда не захотѣла бы выслушать меня и одобрить. Приближалось время его возвращенія. Я чувствовала, что надо на что нибудь рѣшиться, не дожидаясь возобновленія ежедневныхъ сношеній. Я видѣла, что одно великое горе, поразивши насъ разомъ, спасетъ всѣхъ отъ долгой агоніи. Я знала, что если я уйду, все кончится тѣмъ, чѣмъ кончилось, то есть, что обѣ мы будемъ счастливы, Грація! Я написала къ тетушкѣ Мартѣ и просила пріюта у нея въ домѣ: я не разсказала ей тогда всего, но кое что; и она охотно согласилась принять меня. Когда я обдумывала еще все это, въ борьбѣ съ привязанностью къ отцовскому крову, Уарденъ нечаянно сдѣлался на нѣкоторое время нашимъ гостемъ.

— Этого-то я и боялась въ послѣдніе годы! воскликнула Грація, и лицо ея помертвѣло. Ты никогда не любила его — и вышла за него, принося себя въ жертву мнѣ!

— Тогда, продолжала Мери, крѣпче прижавши къ себѣ сестру:- онъ собирался уѣхать на долгое время. Оставивши нашъ домъ, онъ прислалъ мнѣ письмо, въ которомъ описалъ свое состояніе, свои виды въ будущемъ, и предложилъ мнѣ свою руку. По его словамъ, онъ видѣлъ, что ожиданіе пріѣзда Альфредова меня не радуетъ. Онъ думалъ, что сердце мое не участвуетъ въ данномъ мною словѣ, думалъ, можетъ быть, что я любила его когда-то, и потомъ разлюбила, и считалъ, можетъ быть, мое равнодушіе непритворнымъ — не знаю навѣрное; но я желала, чтобы въ вашихъ глазахъ я была совершенно потеряна для Альфреда, потеряна безвозвратно, мертва. Понимаешь ли ты меня, милая Грація?

Грація пристально смотрѣла ей въ глаза и была какъ будто въ недоумѣніи.

— Я видѣлась съ Уарденомъ и ввѣрилась его благородству; я сообщила ему мою тайну наканунѣ нашего отъѣзда, и онъ не измѣнилъ ей. Понимаешь ли ты, моя милая?

Грація смотрѣла на нее какъ-то неопредѣленно и, казалось, едва ее слышала.

— Сестрица, душа моя! сказала Мери:- соберись на минуту съ мыслями и выслушай меня. Не смотри на меня такъ странно! Въ другихъ земляхъ женщины, которыя хотятъ отречься отъ неумѣстной страсти или побороть въ сердцѣ своемъ какое нибудь глубокое чувство, удаляются въ безнадежную пустыню и навсегда затворяются отъ свѣта, отъ свѣтской любви и надеждъ. Поступая такимъ образомъ, онѣ принимаютъ дорогое для насъ съ тобою названіе сестеръ. Но и не отрекаясь отъ міра, Грація, живя подъ открытымъ небомъ, среди многолюдства и дѣятельности жизни, можно быть такими же сестрами, подавать помощь и утѣшеніе, дѣлать добро и съ сердцемъ, вѣчно свѣжимъ и юнымъ, открытымъ для счастья, сказать, когда нибудь: битва давно уже кончилась, побѣда давно уже одержана. Такая-то сестра твоя Мери. Понимаешь ли ты меня теперь, Грація?

Грація все еще смотрѣла на нее пристально и не отвѣчала ни слова.

— О, Грація, милая Грація! сказала Мери, еще тѣснѣе приникая къ груди, съ которою такъ долго была разлучена. — Если бы ты не была счастливою женою и матерью, если бъ у меня здѣсь не было малютки тёзки, если бы Альфредъ, добрый братъ мой, не былъ твоимъ возлюбленнымъ супругомъ, откуда проистекалъ бы мой сладостный восторгъ, которымъ проникнута я въ эту минуту. Я возвращаюсь къ вамъ такою же, какою васъ оставила. Сердце мое не звало другой любви, и рука моя никому не была отдана безъ него. Я не замужемъ и даже не невѣста: все та-же Мери, сердце которой привязано нераздѣльною любовью къ тебѣ, Грація.

Теперь она поняла ее; лицо ея прояснилось, слезы облегчили сердце; она упала на шею сестрѣ, плакала долго и ласкала ее, какъ ребенка.

Немного успокоившись, онѣ увидѣли возлѣ себя доктора съ сестрою его Мартою и Альфредомъ.

— Сегодня тяжкій для меня день, сказала Марта, улыбаясь сквозь слезы и обнимая племянницъ: — я разстаюсь съ милою Мери, ради вашего счастья. Что можете вы мнѣ дать въ замѣнъ ея.

— Обратившагося брата, сказалъ докторъ.

— Конечно, возразила Марта:- и это что нибудь да значитъ въ такомъ фарсѣ, какъ….

— Нѣтъ, пожалуйста! прервалъ ее докторъ голосомъ кающагося.

— Хорошо, я молчу, отвѣчала Марта: — однако, какъ же я буду теперь безъ Мери, проживши съ нею полдюжины лѣтъ?