психического нездоровья, что ими кто-то манипулировал и в результате их подставил…

— Судьба пересекла вас в тюрьме с ещё одной личностью — Алексеем Шерстобитовым, или Лёшей Солдатом, к чьей книге «Ликвидатор», вышедшей в этом году в столичном издательстве «Книжный мир», вы даже написали предисловие. Несмотря на то, что это киллер номер один и, в отличие от Грабового, на его руках — реальная кровь, вы явно относитесь к нему с симпатией…

— В любом сокамернике, тем более — с интересной биографией, несмотря на его преступный характер, ты пытаешься, во-первых, увидеть человека и, во-вторых, разглядеть, почему он пошёл по тому или иному пути. Так я познакомился с бывшим офицером, который на протяжении многих лет посвятил себя «ремеслу» наёмного убийцы. Да, это был самый громкий наёмный убийца в новейшей истории России, о существовании которого лишь догадывались. Его убийства пытались списать на счёт абсолютно разных киллеров — Салоника и других. Он убил Отари Квантришвили, убил хозяина клуба «Долле» Глоцера, заходил на Березовского — уже держал палец на спусковом крючке, когда в последний момент прозвучала команда отмены «поставленной задачи». В общении это очень интеллигентный, образованный и приятный молодой человек. Спортивный, офицерской закалки. Больше походил на какого-то преподавателя или актёра. Я его не оправдываю, но практически все его жертвы — герои бандитских войн. Мы сидели с ним недолго — наверное, пару недель. Но как-то так ментально сошлись. Он великолепно разбирался в вопросах истории, философии, культуры. Живо интересовался какими-то новыми для себя темами, пытался во всё это вникать. И потом, когда получил двадцать три года (ему всё-таки удалось сорваться с пожизненного заключения, которое ему конкретно светило), он написал книгу, получившую название «Ликвидатор. История легендарного киллера», в издании которой я принял участие, потому что эта рукопись мне первому попала в руки. Я не вмешивался в её стилистику. Но что меня поразило: при том, что человек занимался по жизни абсолютно другими вещами, у его слова — свой, узнаваемый, очень интересный стиль. И та фактура, которой он наполняет каждую страницу, просто поражает. Где-то восхищает, где-то возмущает. Чем? Простотой, цинизмом и так далее.

Но в этой книге заложено главное — покаяние, потому что Шерстобитов признаётся во всём, что было, описывает, как оно было, и показывает, какой ценой достаётся любое преступление. В этой книге — и любовь, и убийства, и механизм, с помощью которого они осуществляются. По большому счёту — пособие и для киллеров, и для сотрудников правоохранительных органов. Уникальная книга. Да, я согласился написать к ней предисловие.

— Выйдя на свободу, вы оказались на гребне протестного студенческого движения. И фактически его возглавили. Как это было?

— В середине декабря две тысячи двенадцатого года, когда стало известно, что министерством образования принято абсолютно незаконное, противоречащее здравому смыслу и логике, коррупционное решение о реорганизации высших учебных заведений по результатам некоего мониторинга, в число которых попал торгово-экономический университет, единственный в России готовящий высококвалифицированных работников торговой сферы, у студентов появилась перспектива быть присоединёнными к Плехановской академии. А это означало, что часть кафедр подлежала расформированию, плата за обучение должна была подняться. Естественно, произошло бы — и, я думаю, произойдёт — сокращение бюджетных мест, потому что тянуть чужих бесплатных студентов никто не намеревается. И вот тогда возникла идея ночи протеста.

Честно говоря, никто не ожидал, что можно продержаться дольше и студенческая активность способна на большее, потому что годы «работы» СМИ, особенно — телевидения, были направлены на то, чтобы вообще уничтожить студенчество как революционную пассионарную силу в стране, довести до состояния тотального эгоизма, аполитичности и нежелания куда-либо лезть и бороться за свои права. Особенно — после известных событий в министерстве обороны. Ведь то, что делает министр образования Ливанов, аналогично тому, что делал Сердюков в своём ведомстве. И после того, как даже офицеры, о которых вытерли ноги, были унижены, уткнули глаза в пол и пошли молча выполнять приказ, конечно, никто не предполагал, что могут подняться студенты. А студенты поднялись!

Да, в первую ночь молодые люди приходят на тусовку, потому что — весело. Это достаточно хулиганский формат: «Мы не выходим из вуза в знак протеста, хотя мы не можем находиться здесь ночью». А потом азарт непослушания начал трансформироваться в необходимость борьбы. И, казалось бы, разовый демарш перерос для них в задачу долгой и кропотливой работы. Прежде всего — над самими собой. И буквально на следующий день тусовка стала перерастать в организацию. Я увидел абсолютно других людей. С колоссальной внутренней самоорганизацией и самодисциплиной. Тех и не тех, которых я наблюдал, когда преподавал им историю.

— А каким был ваш университетский статус?

— У меня был абсолютно оптимальный статус для забастовки. С одной стороны, я, как преподаватель истории, мог выступать от лица преподавательского коллектива, а с другой — я был студентом магистратуры юридического факультета. То есть мог разговаривать на равных со студенческим сообществом. Мы продержались восемь дней, несмотря на всякие подводные течения и попытки штрейкбрехеров остановить это движение, переместив в пользу захвата здания силами ОМОНа. Да, нам не удалось сместить Ливанова, но это уже вопрос времени. Самое главное, мы показали всей стране, а ребята показали сами себе ту мощную силу, о которой все говорили, но в России никто не видел. Нам удалось пробудить скважину в душах ребят, через которую забил поток неукротимой молодой воли к борьбе. Пусть это будет примером для всех. Это — чёрная метка власти. Потому что она увидела, что может быть завтра. Если сегодня поднялся всего лишь один вуз, поднялся мирно, хотя были среди студентов призывы продолжать забастовку вплоть до перекрытия дорог, то когда завтра поднимутся в стране десять-двадцать университетов, мы получим здесь и сейчас Парижскую весну-68.

— Вас уволили за «аморальный поступок». Это довольно рискованная формулировка. За что же впаяли «аморалку» Ивану Миронову?

— В моей трудовой книжке и, соответственно, в приказе записано: «Уволить за аморальный поступок, не соответствующий воспитательной функции работника…» — и так далее. Основание — служебная записка от преподавателей и студентов, якобы написанная в тот же день, двадцать восьмого