Мгновение она нервно покусывала губу, а потом вздохнула.
- Это не моя кухня. Так что я храню все мои вещи в моей комнате.
Она хранила все вещи у себя в комнате? Подождите... что?!
- То есть, ты хочешь сказать, что все то время, пока ты здесь, ты ела только хлеб с арахисовым маслом? И все? Ты покупаешь их, хранишь в своей комнате и это вся твоя еда? - у меня в животе образовался болезненный узел, которого я не чувствовал с тех пор, как был ребенком. Если она скажет мне, что все, что она ест, это бутерброды с арахисовым маслом, то я взорвусь. Неужели я заставил ее думать, что она не может есть мою еду? ЧЕРТ!
Она медленно кивнула. Сейчас ее большие глаза были еще больше. Я мудак. Нет... я хуже, чем мудак.
Ударив ладонями по столешнице, я сосредоточился на беконе, пока пытался, черт возьми, взять себя в руки. Это моя вина. Черт, это я во всем виноват. Она никогда не жаловалась, в то время как любая другая женщина на планете делала бы именно это. И она каждый день ела чертовы бутерброды с арахисовым маслом. Моя грудь болела. Я не мог больше так поступать. Я пытался. Пытался держать ее на расстоянии.
- Иди, собери свои вещи и перебирайся наверх. Выбери любую комнату слева по коридору, какую ты захочешь. И выброси это чертово арахисовое масло и ешь все, что тебе нравится в этот кухне. - сообщил ей я.
Она не сдвинулась с места. Почему она не слушает меня?
- Блэр, если ты хочешь остаться здесь, то двигай свою задницу вверх по лестнице. А потом спускайся и съешь что-то из этого гребаного холодильника, чтобы я видел. - Прорычал я и она застыла от моей реакции. Мне нужно успокоиться. Я не хотел пугать ее, я просто хотел, чтобы она перебралась наверх, черт возьми. И съела немного бекона!
- Почему ты хочешь, чтобы я перебралась наверх? - спросила она тихо.
Прежде чем снова посмотреть на нее, я положил последний кусок бекона на бумажное полотенце. Мне было физически больно смотреть на нее. Знание, что я относился к ней так плохо и она принимала это, делало мое дыхание чертовски трудным.
- Потому что я хочу этого для тебя. Я не хочу ложиться в кровать по ночам и думать, что ты спишь под лестницей. Теперь я знаю, что там ты в одиночестве ешь эти чертовы бутерброды с арахисовым маслом и это немного больше, чем то, с чем я могу справиться. - сказал я.
На этот раз она не стала спорить. А повернулась и пошла в кладовую. Я стоял и ждал, пока она не вернулась, неся в одной руке свой чемодан, а в другой банку арахисового масла и буханку хлеба. Не глядя на меня, она оставила банку и хлеб на столешнице, а потом направилась в сторону коридора.
Я уцепился за край столешницы, чтобы не схватить банку арахисового масла и не запустить ее в стену. Мне хотелось что-то разбить. Внутри снова поселилась боль и мне нужно было что-то повредить, чтобы облегчить гнев. Гнев, который был полностью направлен на меня, потому что я полное ничтожество.
- Я не должна перебираться наверх. Мне нравится эта комната, - тихий голос Блэр ворвался в мои мысли и мне пришлось еще крепче вцепиться в край столешницы. Она ни в чем не виновата, а я так плохо с ней обращался. Никогда не прощу себе этого.
- Тебе принадлежит одна из комнат наверху. А не та, что под лестницей. Она никогда не должна была тебе принадлежать, - ответил я, не смотря на нее.
- По крайней мере, скажи мне, какую комнату взять? Я чувствую, что неправильно, если я буду выбирать. Это не мой дом.
Я напугал ее. Еще одна вещь, которую она не заслужила. Я отпустил столешницу и посмотрел на нее. Казалось, она была готова в любую минуту сбежать обратно в кладовую.
- Все комнаты слева - это комнаты для гостей. Их три. Думаю, в последней тебе понравится вид из окна. Она выходит на океан. Средняя комната вся белая с бледно-розовыми акцентами. Она напоминает мне тебя. Так что иди и выбирай. Какую захочешь. Займи ее, а потом спускайся сюда и поешь.
- Но я не голодна. Я только что поела...
- Если ты снова скажешь, что ты ела то чертово арахисовое масло, то я швырну его в стену. - Гребаная мысль об этом взбесила меня. Я глубоко вдохнул и сосредоточился на том, чтобы говорить спокойно. - Блэр, пожалуйста. Приди и поешь что-то, ради меня.
Она кивнула и поднялась по лестнице. Мне стоило бы взять ее чемодан, но я знал, что прямо сейчас она не хотела, чтобы я был рядом. Ей нужно было сделать это в одиночестве. Я просто вел себя как сумасшедший. Я вымыл сковороду, на которой готовил бекон. Как только все было убрано, но Блэр еще не спустилась, выбрав себе комнату, я достал из шкафчика большую тарелку и положил в нее яичницу с беконом, а потом сел за стол. Она могла есть с моей тарелки.
Блэр вошла в комнату и подняв голову, я увидел, что она смотрела на меня.
- Ты выбрала комнату? - спросил я.
Она кивнула и подошла, встав по другую сторону стола.
- Да. Думаю, да. Ты сказал, что одна из них с великолепным видом, она ... сине-зеленая?
- Да, это она. - я не смог сдержать улыбку. Мне понравилось, что она выбрала именно ту комнату, о которой я думал. Даже если эта комната ближе всех к моей.
- И все в порядке, если я останусь в этой комнате? Она действительно красивая. Я бы хотела жить в этой комнате, если бы это был мой дом. - Она все еще не была уверена, что я не передумаю и не отправлю ее обратно под лестницу.
Я ободряюще улыбнулся.
- Ты еще не видела мою комнату. - Я сказал "еще". Я не уступал. - Моя занимает весь верхний этаж. - Объяснил я.
- Ты имеешь в виду все те окна? Это все одна большая комната? - Было трудно не заметить благоговение в ее голосе. Я покажу ей ее, прежде чем все закончится. Я был слабее, чем думал.
- Да, - был мой ответ.
Я съел кусок бекона, пока пытался исправить мои, сбившиеся с пути, мысли о Блэр в моей комнате. Это никогда не было бы хорошей идеей.
- Ты уже разложила свои вещи? - спросил я, пытаясь думать о чем-то другом. О чем угодно кроме этого.
- Нет, я хотела удостовериться, что поняла тебя правильно, прежде чем распаковываться. Вероятно, я должна просто хранить все в чемодане. К концу следующей недели я буду готова съехать. У меня хорошие чаевые в клубе и я сохранила большую часть.
Нет. Она не могла жить одна. Это не безопасно. Она думала, что ей нужно уехать из-за меня. Ее жалкий отец даже не позвонил, чтобы проверить ее. У нее никого не было и она была так чертовски ранима. Кто-то должен был