*) Настасья Мпнкппа. любовница и доъеренная особа графа Аракчеева, жестоко обходившаяяся с его дворовыми людьми, была ими jj,резана в 1825 году.
чтобы он объявил конституцію". В последствіи, Батенков уверял, что, зная дерзкій образ мыслей Александра Бестужева и не разделяя его убежденій, он прекратил с ним этот разговор; в действительности-же он не прерывал сношеній с ним и другими членами тайнаго общества, и даже возбудил в них надежду устроить основаніе их действій в военных поселеніях, где, по словам его, было много недовольных своим настоящим положеніем. По словам Батенкова: „Зрелище военных носеленій и Западной Сибири, угнетаемой самовольным и губительным управленіем, общее неустройство, общія жалобы, бедность, упадок и стесненіе торговли, ученія и самых чувств возвышенных, неосновательность и бездействіе законов, несуществованіе истинной полиціи: все располагало с одной стороны не любить существующій порядок, а с другой—думать, что революція близка и неизбежна". Однажды, когда Николай Бестужев сказал Батенкову, что, по мненію Рылеева—„Кронштадта есть наш остров Леон», (т. е. резиденція либеральнаго правленія), и прибавил от себя : „а там, кроме карт и билліарда, ни о чем не думаютъ'", Батенков отвечал, что: „напротив того, наш остров Леон должен быть на Волхове, либо на Ильменв" (31)- Мноііе из членов общества денили Батенкова так высоко, что когда зашла речь о назначеніи членами временнаго правленія Мордвинова и Сперанскаго, и возникло сомненіе, чтобы Сперанскій согласился принять на себя эту должность, тогда верховная дума намеревалась избрать для занягія ея Батенкова.
Хотя Северыое общество отказывалось от соединенія с Южным и отвергало предполагав мыл им крайнія мерьі. однакож<» не ограничивалось вы-
жиданіем, и не редко в среде его возникали весьма буйныя предложенія. Весною 1824 года, молодой, но весьма рьяный член, прапорщик Вадковскій, говоря о разных средствах ввести республиканское правленіе, сказал, что „можно былобы воспользоваться придворным балом в Белой зале Зимняго дворца для истребленія Императорской фамиліи, и там-же провозгласить об учрежденіи республики". За тем, спросив корнета Овистунова и других, согласны-ли они на его предложеніе и получив удовлетворительный ответ, Вадковскій прибавил, что еслибы общество находилось в опасности, то следовало-бы тотчас действовать, и что должно ко всему быть готовыми. Тогда-же Свистунов узнал от Матвея Муравьева-Апостола о намереніи его— покуситься на жизнь Императора Александра, ежели брат его Сергей, с обнаруженіем действій общества, подвергнется опасности (32).
Особенное зверство оказал поступившій в Северное общество, уже в 1825 году, капитан Нижегородскаго драгунскаго полка Якубович. Начав службу в гвардіи, он был переведен на Кавказ за участіе в поединке графа А. В. Завадовскаго с Шереметевым, убитым на повал. Грибоедов, бывніій секундантом у Завадовскаго, также отправился на Кавказ и поступил в канцелярію Ермолова. Якубович, винившій Грибоедова в несчастном исходе поединка, вызвал его в Тифлисе и ранил его. На Кавказе Якубович сражался храбро, был ранен и с повязкою на голове возвратился, весною 1825 года, в Иетербург—хлопотать о своем переводе обратно в гвардію. Вскоре по пріезде в столицу, он сблизился с Рылеевым, который однакоже не замедлил убедиться в его дерзости и безсовестности. В конце іюня, Рылеев,
в присутствіи Никиты Муравьева, открыд фонъдер-Бригену, что Якубович, раздраженный за высылку его из гвардіи и цитавшій личную ненависть к Государю, имел намереніе посягнуть на его жизнь. „И я это исполню — сказал злодей —явно, на каком-либо параде. при болыпом стеченіи войск и народа, чтобы все видели мой подвиг; одет буду я в черное платье, черкесским наездником, и выеду на вороном коне". Полковник Измайловскаго полка, фон-дер-Бриген, человек добрый, тихій, хорошо образованный, никогда не видал Якубовича, но наслышался о нем вдоволь, как о сумасброде, кричавшем во всю глотку только о том, чтобы кого-либо изрубить, или застрелить, и тогдаже изъявил к его похвальбе справедливое омерзеніе. Рылеев, согласясь с ниві и Муравьевым, взялся уговаривать Якубовича, чтобы он оставил свое гнусное намереніе, и несколько дней спустя, снова увидясь с Бригеном, сказал ему: „благодаря Бога, я усмирил Якубовича; он дал мне слово отложить свой злой умысел — сперва на год, потом до того времени, когда получит в команду гвардейскій кавалерійскій полк: „тогда—прибавил он—со всем полком пойду в атаку и буду рубить всех, и друга, и недруга"; а наконец сказал, что лучше всего ему будет отправиться опять на Кавказ, завести таы Запорожскую сечу и жить там от добычи получаемой грабежем (33).
К несчастью Бригена, который в то время отправлялся в Москву и Кіев, Рылеев поручил ему сообщить князю Трубецкому о злоумышленіи Якубовича, а равно о том, что Рылеев, желая избежать цареубійства, предполагал вывести морем за границу Императорскую фамилію (34).
Трудно сказать, что в действительности замыш-
лял Рылеев; известно только то, что, во время пребыванія его в думе, общество искало завести связи во флоте и отчасти успело в том. В 1825 году, принять был лейтенант Завалишин, человек восторженный, игравшій роль духовидца. В продолженіи совершенных им путешествій, он посетил Северо-Американскіе Штаты, коих учрежденія возбудили в нем удивленіе и сочувствіе, побывал в Калифорніи, и возвратясь в Европу, думал основать общество, под именем Ордена возстатвленія. В последствіи, он уверял, что идею к учрежденію этого ордена подало ему намереніе произвести в Испаніи контр-революцію для возстановленія Короля Фердинанда VII, не прибегая к пособію французскаго правительства и очистив Францію от безпокойных голов, которые нашли-бы пищу своей деятельности в Испаши: таким образом, орден возстановленія послужил-бы громовым отводом. В письме, представленном Завалишиным на имя Императора Александра, с просьбою о принятіи сего ордена под Монаршее покровительство, показана была цель нсиаго