успел ознакомиться с биографиями всех сотрудников базы…»

— Так, достаточно… — буркнул я, глядя в пол. — Отличная мистификация, это стоило вам немалого труда…

— Мистификация? — Он подпрыгнул на месте, едва не бросившись на меня. — Вы…

— Спокойно. — Я махнул рукой, той же, которой наливал виски, чувствуя, что она уже устала от этой работы. — А что я должен сказать? Что признаюсь в плагиате?

Он вернулся в свое кресло, внимательно глядя на меня и чего-то ожидая.

— Вы отдаете себе отчет в том, что я проверю каждый миллиметр вашего рассказа? — перешел я к угрозам. Он кивнул — как мне показалось, пренебрежительно. Я лихорадочно искал, за что бы зацепиться, но все, что я находил, оказывалось слишком просто. Пришлось воспользоваться примитивной зацепкой: — Как насчет следующих повестей?

Он молча встал и подошел к компу. Несколько секунд спустя он повернулся и спросил:

— Вы написали «Калитку в сад воспоминаний»? Я кивнул и сразу же поправился:

— Это рабочее название… — Тут же я понял, что сморозил глупость, которая одновременно решала все — никто, кроме моего агента, никогда не читал этого текста.

Но Мэтью Ю. Дембски не заметил, как я подставился. Он кивнул и вывел на экран текст.

— Могу изложить вкратце: Оуэн Йитс ввязывается авантюру на территории Голландии, сразу же после Ворлдкона. Его школьная подруга подсовывает ему одного типа, которого нужно охранять от канадской миллионерши, прапраправнучки президента Гувера, если не ошибаюсь. Ко всему этому нужно добавить еще Сталина, так как дед воспользовался тогдашней конъюнктурой…

— Нет, черт побери! — рявкнул я. — Как это — дед? А я? Ведь все это — до последней буквы — написал я!

Он пожал плечами:

— А знаком вам такой текст: «Несмотря на интенсивную терапию, аппетит не поспел вовремя; закуски я поглощал весьма скромно, с удовольствием выхлебал луковый суп, но для угря с овощами понадобилась вся моя сила воли. На десерт ее уже не хватило». Или… — Он перелистал несколько десятков страниц. — Здесь:

«— Можешь, придурок, из своих капризов сделать воротник для зимнего пальто, — сказал я. — Я посадил тебя сюда по ерундовому обвинению, которое можно снять за четверть часа, а если ты не понимаешь, зачем я это сделал, то будешь сидеть здесь до конца жизни. Кретины должны быть изолированы от общества…» Это он Леффи ван Горену, — объяснил он мне то, что написал я.

Видимо, лицо мое приобрело траурное выражение, поскольку он оставил в покое компьютер, — если бы он оставил в покое и меня! — и вернулся к своим креслу и стакану. Я лихорадочно размышлял, как мне поступить в ближайшем будущем. А он наблюдал за мной, ожидая моей реакции.

— Не многие могут сказать, что поставили в тупик Оуэна Йитса, — сказал он, дружески улыбаясь. — Дед следил за тем, чтобы его герой… — Он поперхнулся последним словом и в замешательстве смолк.

— Дорогой мой… — процедил я. — Вы можете обвинить меня в плагиате, хотя я могу доказать, что не знаю и не знал польского…

— А переводы? — быстро вставил он.

— Были?

— Были.

— Ну тогда я могу доказать, что не знаю ни одного языка. Но если вы еще раз заявите, что я — герой творений какого-то поляка…

— Но ведь героем собственных произведений вы можете быть? — язвительно буркнул он.

Некоторое время я молча сопел носом, а затем поставил стакан, чтобы сказанное мной выглядело эффектнее.

— Есть как минимум несколько коротких слов, с помощью которых я в состоянии избавиться от назойливых гостей…

— Вот только это ничего не решит.

— Не решит, — согласился я. — Но, предположим, я вас вышвырну, по крайней мере, смогу на ком-то разрядиться. Вы в свою очередь можете…

Он махнул рукой и покачал головой:

— Если вы имеете в виду, что я разверну в прессе кампанию по вашей дискредитации в стиле: «Автор популярных повестей обвиняется в плагиате!», «Кто написал Оуэна Йитса?», то вы обижаете меня и…

— Да-да, знаю: всю Европу, — бросил я, чтобы хоть как-то скрыть замешательство. — Постараюсь не развязывать межконтинентального конфликта, но я должен немного подумать… Разве что если вы сразу мне скажете о цели своего визита. Ведь не хотели же вы попросту сбить с толку старого Оуэна? — хитро спросил я.

Он посмотрел на свой стакан, но я решил прибегнуть к богатому арсеналу средств принуждения и не налил ни капли. Он тихо вздохнул и помял пальцами мочку уха, демонстрируя смущение.

— Я сам толком не знаю, зачем пришел. — Он в конце концов отпустил ухо и снова вздохнул, на этот раз громче. — Я прилетел сюда по служебным делам и решил вас навестить… — Он передернул плечами. — Несколько лет назад, прочитав вашу книгу, я всерьез намеревался обвинить вас в плагиате, но прирожденная лень и перспектива тянущихся до бесконечности процессов перевесили, и я успокоился. Потом вышли следующие ваши книги, я прочитал их, тщательно сравнил с произведениями деда, и, честно говоря, меня потрясли ваши беззаботность и самоуверенность. Как-то так получилось, что я решил подождать. Ну и дождался… Может, я ждал бы и дальше, но подвернулась эта поездка, и я решил, что дольше ждать не следует.

— Ну и что вы собираетесь делать?

— Даже не знаю. — Он посмотрел мне в глаза и улыбнулся. В его взгляде чувствовалось нечто располагающее к себе. Я мысленно обругал себя за наивность и налил ему. Судя по легкому дрожанию рук, этот разговор стоил ему нервов. — Поверьте, я не обвиняю вас в обычном плагиате, тем более сейчас, после нашего разговора, но, признайтесь, дело весьма интригующее. Может, я предложил бы вам провести расследование?

— А??? — На несколько долгих секунд я лишился дара речи. — Какое еще расследование…

— Ну, знаете — покопаться в биографии деда, например…

— Гм?

— Да, я мало что о нем знаю. Знаю дату рождения — 26 января 1952 года, знаю, что у него было двое сыновей, кстати, одного звали Филип, второго — Мэтью, я его сын; знаю, что написано на могиле, и, собственно, это все. Как вы понимаете, времена, в которые он жил, изобиловали событиями — распалась красная Центральная Европа, сложности с переходом к другой политической и экономической системе, всеобщий хаос, борьба политических группировок, миграция населения…

По мере того как он говорил, я все больше демонстрировал собственное невежество, озадаченно вертя головой. Он прервал лекцию и понимающе улыбнулся:

— Во всяком случае, оказалось, что я мало что мог сделать, хотя сейчас, когда я об этом говорю, мне кажется, что я могу и ошибаться. Меа culpa.

— Я проверю все, о чем вы сказали…

— Об этом я знал, должен признаться, что я весьма любопытен. Но этого мало. Хотя, если вы проверите мои сведения и они окажутся — а они окажутся —