Ракетница все еще дымила у меня в руках, и я торопливо всовывала новую ракету. Вдруг «мессер» вернется? Но его нигде не видно. Маша выровняла самолет из крена. Огонь уже затягивало в кабину, запах горящего бензина забивал дыхание. Теперь мы смотрели только вперед, приглядывая — хоть маленький — клочок ровного поля, где бы могли приземлиться.
— Смотри, смотри, — торопила меня Маша. — Надо садиться немедленно! Мы и так долго испытываем судьбу.
Сбросив на пол кабины парашют, я вглядывалась в мелькающую внизу землю: овраг, кустарник, пригорок. Наконец, справа показался небольшой пятачок скошенного луга. Аэродром? Но я не помнила, чтобы здесь был аэродром. Может быть, только посадочная площадка? Нам подходила и она, ведь мы садились на фюзеляж, самолет было уже не спасти, и незачем выпускать шасси. Все лучше, чем в поле…
— Справа площадка, садись!
Почти над землей Маша ввела самолет в разворот, и вот уже зеленый кружок луга стремительно бежал навстречу нам.
— Фонарь не сбрасывай, огонь перекинется в кабину, — услышала я тревожный голос Маши. — На посадке придержи меня… Вылезать будем через лючок… Фонарь может заклинить при ударе…
Астролючок чуть поменьше обычной оконной форточки. Я открыла его и придерживала рукой. Потом мои действия стали почти машинальными, но они в тот момент словно высветлены каждой секундой, приближавшей нас к земле… «Поставить пулемет на крепление — при посадке он может сорваться и стукнуть в спину… Расстегнуть замки у парашюта Маши — на земле будет поздно возиться с ними…» Только замок на левом бедре я не могла достать и оставила его закрытым, чтобы не мешать Маше на посадке. «Так, сделано… — быстро подсказывала мысль. — Теперь отсоединить шлемофоны — длинный шнур может захлестнуть, и не выберешься… Следить за люком, чтобы не захлопнулся… Держать Машу за лямки парашюта, не то ударит-ся головой о приборную доску…»
Самолет необычно низко летел над землей. Казалось, что мы уже давно должны коснуться земли, а толчка все не было и не было… Маша выключила моторы и тянула ручку пожарного крана. «Молодец, — мелькнула мысль. — Не забыла…»
Скрежет металла о землю, раздираемую огромным телом самолета… треск и грохот закрученных лопастей винтов, бьющих в последнем усилии, взорвавшийся огонь, закрывший все вокруг…
Потом все стихло. Слышно было лишь шипенье горящего металла. Мы замерли на мгновение. Кажется, целы…
— Быстрей! — крикнула Маша.
В кабине темно от дыма. Через несколько секунд я почувствовала, что задыхаюсь. Задержала дыхание, пошарила руками по бронеспинке и наткнулась на ноги Маши. Она еще не выбралась, наверное, зацепилась за что-то или не пролезала в лючок… «Скоро ли? Долго ли я смогу не дышать?» Минуту, не больше, это я знала. Иногда, шутки ради, мы устраивали состязание: кто дольше выдержит? Больше минуты у меня никогда не получалось… Ну, что там случилось?
Скорей, скорей! Обхватив руками ноги Маши, я подталкивала ее вверх… Еще усилие, и моя голова и плечи, почти следом за Машей, высунулись из лючка. В одно мгновение я вылетела из него: меня рывком, словно пробку, выхватили руки Маши и Вани Соленова.
— Бежим быстрее!
Мы отбежали в сторону. За спиной прогрохотал взрыв, слышен был треск рвущихся снарядов.
— Центральный бензобак взорвался, — тяжело дыша, сказала Маша. — И патроны сейчас стрелять начнут, у меня на пулеметах ведь почти целый боекомплект…
Мы взобрались вверх по железнодорожной насыпи и в изнеможении опустились на поросшие травой шпалы. Метрах в двадцати от нас, внизу, распластав крылья, лежал наш самолет, Пламя огромным костром поднималось к небу. Из огня вдруг вылетела ракета и с воем закружила по земле. Мы молчали, равнодушно и устало глядя, как пламя пожирало остатки машины. В голове никаких мыслей, только шум и звон.
— Хорошо сели… — рассеянно заметила Маша, — еще немного — и врезались бы в насыпь!..
Да, от самолета до насыпи несколько десятков метров. Не рассчитай Маша точно посадку, быть бы нам уже в «мире ином»…
— Забыла прицел вытащить… — вдруг вспомнила я, — успела бы…
Маша в недоумении смотрела на меня.
— С ума сошла… Какой прицел?
— Мой, для бомбометания. Галина Михайловна говорила: дорого стоит. Пока я ждала, когда ты вылезешь, могла бы отсоединить его и взять.
Инженер по вооружению полка Галина Волова действительно говорила что-то подобное, но почему мне пришло это в голову в тот миг? Разве у нас была просто «вынужденная» посадка? Не знаю, но мне стало ужасно жаль сгоревший прицел.
Маша пожала плечами и отвернулась, словно услышала бессмыслицу, о которой не стоило даже говорить.
Напряжение первых минут постепенно проходило, и мы начали разглядывать друг друга. Лицо Маши в пятнах копоти; клочья разорванного комбинезона едва прикрывали ее ноги.
— Соленчик, что с тобой? — спохватилась Маша, увидев, что Ваня прижал ладонь к плечу, — Ты ранен?
— A-а, так, царапнуло…
Своего стрелка-радиста мы звали «Ванечка» или «Соленчик». Да и по-другому просто немыслимо его назвать. Он небольшого роста, даже ниже Маши, голубые глаза в светлых, выгоревших ресницах смотрели всегда застенчиво и робко, говорил Ваня медленно, чуть запинаясь, и всегда неудержимо краснел.
— Давай перевяжу. — Маша потянулась к нему, расправляя носовой платок.
— Не надо… — слабо запротестовал Ваня. — Так пройдет, — Даже под слоем сажи видно было, как пунцовый румянец заливал щеки Вани.
— Вот еще! Ты что это командиру не подчиняешься? — Маша туго затянула его плечо. — Это ты с нашим доктором спорить будешь, а со мной — не выйдет. Вон, смотри, «рама» появилась, нас, видно, приметила. Еще бомбить начнет.
Действительно, в небе над нами висела «рама» — Фокке-Вульф — 189, спокойно делая круг за кругом над площадкой.
— Это она не нас высматривает, — сказал Ваня, — вот это, наверно.
Мы огляделись вокруг и заметили по сторонам луга кое-как замаскированные самолеты. Но не настоящие боевые машины, а грубо сколоченные из досок и бревен макеты.
— Ложный аэродром, — добавил Ваня, — вот куда мы приземлились. Поэтому и «рама» висит, высматривает. Вдобавок наш самолет тут сел, вот они и думают, что тут настоящий аэродром.
— Ваня прав, — сказала Маша. — Пора уходить отсюда, а то еще бомбить прилетят, и нам ненароком достанется.
Мы поднялись и, бросив прощальный взгляд на догорающие обломки машины, медленно зашагали по шпалам. Кругом тихо и безлюдно. Покрытые ржавчиной рельсы терялись в густой траве, свежие воронки от авиабомб чернели по сторонам насыпи.
— Ну, штурман, —