он очень легок, так легок, что никакие привычные нам эталоны эфемерности не подойдут для его характеристики. А вывод?.. А вывод из моих довольно простых рассуждений мог быть неожиданным. Мы искали скорее всего не там, где следовало.

Я с нетерпением дожидался конца смены.

И вот «Дельфин» всплыл. Нам кинули швартовые концы. Мягкий удар о пневматический кранец. Стальная лапа крана поднимает наш аппарат и водружает его на кильблоки в просторный ангар. Мы выбираемся на палубу через люк. Я бегу к Николаю.

— Что случилось? — встревоженно спрашивает он.

— Да уж случилось! — невпопад выпаливаю я и начинаю сбивчивый рассказ о предполагаемой конструкции паруса.

— Ну и что из этого следует? — спрашивает он. И сам же отвечает: — Да то, что искать его мы должны, пожалуй, на поверхности.

— Он должен плавать, — говорю я горячо. — Должен!

Потом я не раз удивлялся, откуда пришла к нам обоим эта уверенность в том, что звездная яхта должна сохранить плавучесть. Тогда же это был решенный для нас вопрос. Подумать только: яхта! Да откуда мы все это взяли с ним? Как придумать смогли?..

Ну и что же, отменять подводные дежурства?.. В конце концов мы решили сократить их, к удовольствию Нины. Вот когда мы с ней стали настоящими друзьями.

Прошла неделя. Мы нанесли на карту направления течений. Данные о ветре были довольно точные, и мы надеялись теперь на успех. Мы повернули «Одиссей», обогнали течение, зашли на добрую сотню километров вперед, чтобы не пропустить предполагаемую находку. «Одиссей» стал совершать рейсы поперек течения, словно дожидаясь добычи. Нечего и говорить, что мы были далеко не уверены в успехе. Если говорить честно, у нас был один шанс из тысячи. В том случае, конечно, если яхта вообще существовала, а не была нашей выдумкой.

…В один из дней, когда мы почти потеряли надежду, наш трал для биопланктона зацепился за что-то. Нина позвала меня:

— Георгий, посмотри-ка!

Я прошел к лебедке. Из воды метрах в тридцати от кормы выступала какая-то полупрозрачная штуковина, точно огромный плавник рыбы. Мы подтянули ее поближе. Я стал всматриваться: она была цвета морской волны и оттого сначала показалась прозрачной. Ее нижний край глубоко уходил в воду. Я боялся поверить. Чтобы потом не разочароваться.

Заработала лебедка. Я не торопил событий. Кто-то положил руку на мое плечо. Обернулся: Николай. Я молча кивнул.

Он был не так велик: сотня квадратных метров, не более. Странной была его форма: он был похож на витую раковину. Поверхность его сияла в лучах утреннего солнца. И там, где была вершина раковины, к нему прицепился прозрачный пузырь. Совсем небольшой, около метра в диаметре. Он был пуст. Ничего особенного там, внутри, не обнаружилось. Когда мы подняли яхту на палубу, когда я окинул взглядом ее простые и вместе с тем какие-то необычные обводы, когда сумел угадать назначение некоторых деталей: маленького, едва заметного сиденья внутри пузыря-кабины, крохотной рукоятки, какой-то педальки, — только тогда радость открытия начала наполнять все мое существо. От прикосновения моей ладони по парусу пробежали синие искры, он звонко загудел, и мы все долго-долго слушали эту песню, принесенную им из звездных далей.