случилось. Душа человеческая, потемки. Но вот этот плачущий комочек, вдруг что-то перевернул в Рязанцеве, уже давно и основательно поставившем на себе крест. Попробуй у него отними младенца, и он будет за него драться не щадя живота. Вот откуда у него это взялось? Но отдать мальца он уже не мог. Ни не хотел. А именно, не мог.

— Виталик, встречай, гостей, — забирая из машины несколько объемных пакетов, громко произнес Боровский.

— Ага. Спасибо, Петрович. Я все отработаю, — сбегая с высокого крыльца, большого дома, не смотри что дача, произнес Рязанцев.

— Уже отработал, Виталик. Со сторицей, отработал.

Они прошли в дом, где новоявленный папаша начал разбирать пакеты с разными ползунками, памперсами, погремушками, детским питанием и тому подобным.

— Ого! Андрюха, живе-ом! Кончились наши мучения. А то, ну прямо спасу нет. Вот чем придется, тем и обходились, — возбужденно едва не выкрикнул Виталий.

При этом он одновременно обращался и к младенцу, валяющемуся нагишом на диване, поверх расстеленной простыни, и к Боровскому.

— Аркадий, — словно невпопад, произнес Юрий Петрович.

— Что? — Теперь уже полностью сосредоточившись на подполковнике, спросил Виталий.

— Я говорю, мальца Аркадием зовут. Аркаша значит. Ну чего ты так на меня смотришь. Я же тебе говорил, ничего из этого не выйдет. Не бесхозный малец. Тетка его нашлась. И отец имеется. Кречетов Семен Аркадьевич.

— Кречет? — Вздернул бровь Рязанцев.

— Знаешь его?

— Было дело, я ему в Сирии жизнь спас. Не я один, но это уже детали.

— Угу. Так что, паренька вернуть бы надо. Ищут его. Тетка звон подняла по всем газетам. Вознаграждение обещают. Серьезное вознаграждение, Виталик.

— Не. Не пойдет, — затряс головой Рязанцев.

— В смысле, не пойдет?

— Без смысла. Не отдам.

— Виталик, окстись, ты собаку не заводил, потому что заботиться о ней некому было, а тут младенец.

— Петрович, вот что хочешь обо мне думай, но… Было дело, я его папку спас, теперь пришел черед Кречету долг отдавать. Мне ведь жить-то незачем было. А теперь… Теперь есть зачем. Не спрашивай. Сам не знаю, как это. А только мальца этого от меня только с мясом отдерешь.

— Виталик…

— Вот перед Богом говорю тебе, Петрович, если вдруг хоть раз, закатывай в тюрягу по полной. Любой висяк на себя возьму, хоть на пожизненное.

— Н-да. Крепко же тебя проперло, Виталик.

— Петрович, ну пожалуйста. Ну ты же можешь. Вон какая кутерьма в городе. Как-нибудь, под шумок. А? — В буквальном смысле умоляя, произнес Рязанцев.

Боровский окинул его внимательным взглядом. Должен он этому человеку. Тот вроде и не поминает об этом, и вряд ли напомнит. Но… Именно благодаря ему в тех домах нет ни одного погибшего. Раненные есть, а погибших нет. И два десятка полицейских, его, Боровского, подчиненных, без единой царапины вышли из той передряги, так же стараниями этого спившегося морпеха.

— Значит так, Виталик. Мальца я забираю. Вот прямо сейчас и забираю. Не смотри на меня так. Определю в родильный дом, как сироту. Все сделаю, комар носу не подточит. Потом помогу тебе оформить опекунство. Месяца три, и мы со всем сладим. Но… Виталик, перво-наперво, мы сегодня же вошьем тебе торпеду. Причем не простую. Оступишься, сразу в могилу. Помогу с работой. Ну а дальше, все в твоих руках. Только учти, я за этого мальца так же ответ буду держать, потому как мой грех. Так что, хорошенько подумай, Виталик. Ты меня знаешь.

— Знаю, конечно, Петрович, — обрадованно затряс головой прослезившийся мужчина. — Еще как знаю. Но… Вот поверь, в лепешку расшибусь, а из парня толк будет.

— Дай-то Бог, Виталик. Дай-то Бог. А то ведь, обоим на сковороде жариться придется. Ну давай, собирайся что ли. Пап-паша.