— Конечно. Только оно иначе называется.
— А как?
— Волшебство называется химией, — засмеялась бабушка и стала срезать большими ножницами самые красивые цветы, чтобы сделать для Люси букет на дорогу.
— Мне очень нравятся эти волшебники, — задумчиво сказала Люся.
— Мр-р… — неопределённо ответила Муська. У неё на этот счёт было своё, особое, мнение. Ведь волшебники не помогли ей поймать хотя бы одного воробья…
В густом, тёмном уральском лесу росла высокая, красивая Ель. На её пышных ветвях сидели рыжие белки и сушили на сучках шапочки грибов для зимних запасов. А дятлы сделали ямку в старом Пне, который стоял рядом с Елью, и ставили в эту ямку шишки, чтобы их было удобнее есть.
— Тук-тук-тук! — говорил каждое утро Дятел. — Готов ли завтрак?
— Входи, пожалуйста, всё готово! — отвечала Ель и приветливо покачивала верхушкой.
— Ты мог бы есть и на земле, — проворчал однажды Пень, — чешуйки от шишек сыплются мне прямо на голову!
— Не сердись, — сказала Ель и протянула ветки навстречу утреннему солнцу, — посмотри, как хорошо вокруг!
— Хорошо, пока до тебя не добрался топор, — усмехнулся Пень, — и я был когда-то таким, как ты!
— Беда! Беда! — закричали вдруг белки и стали поспешно снимать с сучков ещё не высохшие грибы.
— Что случилось? — испугалась Ель.
— Сюда идут дровосеки! Они валят деревья, обрубают им ветки!! Беда! Беда!
— Прощай, Пень! — вздохнула Ель и в последний раз встряхнула ветвями. Топор врезался в её тело, она дрогнула и наклонилась.
— Осторожно! Падает! — закричали люди, и Ель с тяжёлым стоном упала на землю. Крупные смолистые слёзы покатились из свежей раны, полетели во все стороны шишки, с обрубленных веток посыпалась хвоя, и трактор потащил к берегу красавицы Камы голое бревно, на котором не осталось ничего, кроме сучков.
На берегу было шумно. Сплавщики вязали из брёвен большие плоты, прикрепляли их друг к другу и сталкивали в реку. А река подхватывала плоты и уносила куда-то далеко, в неизвестные края, прочь от родного леса.
— Прощай! Прощай! — кричали белки и прыгали с ветки на ветку, чтобы проводить Ель как можно дальше. А дятел летел над рекой долго-долго и всё время покачивал крыльями в знак прощанья, потому что он видел, как это делают самолёты.
Ель плыла долго. Река становилась всё шире, заворачивала то вправо, то влево, мимо проносились посёлки и города. Через несколько дней Ель увидела на берегу высокие каменные здания, над которыми поднимался густой пар.
— Приехали! — сказали сплавщики. Громадные краны подхватили брёвна и уложили их в большие, аккуратные штабеля, по сто метров в каждом. Штабелей было так много, что они тянулись по всему берегу.
«Здесь, должно быть, весь наш лес», — с грустью подумала Ель.
— Добро пожаловать на лесную биржу! — закричали брёвна из соседнего штабеля.
— Здравствуйте! — сказала Ель. — Куда это мы попали?
— На бумажную фабрику, — ответили брёвна.
— А что с нами будет?
— Говорят, что нас отдадут Дефибрёру, главному повару могущественного волшебника Каландра. Но оттуда ещё никто не возвращался, поэтому точно мы ничего не знаем. Надо ждать…
И Ель стала ждать. Недели шли за неделями, на берегу вырастали всё новые и новые штабеля, а старые куда-то исчезали. Потом пришёл день, когда Ель подхватили и бросили в длинный, узкий канал.
— Вот так, так! — сказала она. — Вода-то горячая! Таких рек я ещё не видала!
— Я не река, — ответил канал, — я искусственный! Мойся как следует, сейчас тебя переоденут!
И он понёс Ель прямо в подготовительный цех фабрики.
— Сними с неё эту старую, грязную кору! — приказал Рабочий машине.
— Ж-ж-ж! — зашумела машина, и Ель стала беленькой и чистой.
— А теперь ложись вот сюда! — показал Рабочий.
Другая машина выставила острые зубы, схватила Ель и распилила её на аккуратные поленья, ровно в метр длиной, не больше и не меньше, потому что так приказал главный повар Дефибрёр. К нему на кухню поленья и отправились.
— Сейчас я приготовлю из вас прекрасную древесную кашу, — сказал Дефибрёр, — ведь Каландр ничего твёрдого не ест. Хотя у него целых шестнадцать челюстей, но вместо зубов-то валики…
И главный повар принялся за стряпню. Он перетирал поленья на громадных, тяжёлых камнях, разводил водой, клал разные приправы, процеживал и подсушивал. А когда каша была готова и оказалось, что это уже почти что бумага, её подхватили Папмашины, которые работали у Дефибрёра поварятами. Папмашины отжали все остатки воды и положили большие мягкие листы на блюда, чтобы подать их на обед Каландру.
— Скорее! Скорее! — подгоняли они друг друга, потому что Каландр терпеть не мог опозданий. Он не был злым, но требовал аккуратности.
— Не задерживайте меня! — закричал он и стал глотать листы один за другим, да так быстро, что за нНм не угнался бы и курьерский поезд.
— Ш-ш-ш… — только и успели сказать листы, как уже промчались через все шестнадцать валиков, которые заменяли Каландру зубы.
Теперь это была настоящая бумага, гладкая и немножко глянцевитая. Её закрутили в большой, толстый рулон, запаковали, отправили в типографию и напечатали на ней много всяких интересных вещей: журналы и газеты, календари и учебники, школьные дневники и театральные программы.
А кроме того, напечатали ещё и эту книжку…
Эта книга…
В густом, тёмном уральском лесу росла высокая, красивая Ель. На её пышных ветвях сидели рыжие белки и сушили на сучках шапочки грибов для зимних запасов. А дятлы сделали ямку в старом Пне, который стоял рядом с Елью, и ставили в эту ямку шишки, чтобы их было удобнее есть.
— Тук-тук-тук! — говорил каждое утро Дятел. — Готов ли завтрак?
— Входи, пожалуйста, всё готово! — отвечала Ель и приветливо покачивала верхушкой.
— Ты мог бы есть и на земле, — проворчал однажды Пень, — чешуйки от шишек сыплются мне прямо на голову!
— Не сердись, — сказала Ель и протянула ветки навстречу утреннему солнцу, — посмотри, как хорошо вокруг!
— Хорошо, пока до тебя не добрался топор, — усмехнулся Пень, — и я был когда-то таким, как ты!
— Беда! Беда! — закричали вдруг белки и стали поспешно снимать с сучков ещё не высохшие грибы.
— Что случилось? — испугалась Ель.
— Сюда идут дровосеки! Они валят деревья, обрубают им ветки!! Беда! Беда!
— Прощай, Пень! — вздохнула Ель и в последний раз встряхнула ветвями. Топор врезался в её тело, она дрогнула и наклонилась.
— Осторожно! Падает! — закричали люди, и Ель с тяжёлым стоном упала на землю. Крупные смолистые слёзы покатились из свежей раны, полетели во все стороны шишки, с обрубленных веток посыпалась хвоя, и трактор потащил к берегу красавицы Камы голое бревно, на котором не осталось ничего, кроме сучков.
На берегу было шумно. Сплавщики вязали из брёвен большие плоты, прикрепляли их друг к другу и сталкивали в реку. А река подхватывала плоты и уносила куда-то далеко, в неизвестные края, прочь от родного леса.
— Прощай! Прощай! — кричали белки и прыгали с ветки на ветку, чтобы проводить Ель как можно дальше. А дятел летел над рекой долго-долго и всё время покачивал крыльями в знак прощанья, потому что он видел, как это делают самолёты.
Ель плыла долго. Река становилась всё шире, заворачивала то вправо, то влево, мимо проносились посёлки и города. Через несколько дней Ель увидела на берегу высокие каменные здания, над которыми поднимался густой пар.
— Приехали! — сказали сплавщики. Громадные краны подхватили брёвна и уложили их в большие, аккуратные штабеля, по сто метров в каждом. Штабелей было так много, что они тянулись по всему берегу.
«Здесь, должно быть, весь наш лес», — с грустью подумала Ель.
— Добро пожаловать на лесную биржу! — закричали брёвна из соседнего штабеля.
— Здравствуйте! — сказала Ель. — Куда это мы попали?
— На бумажную фабрику, — ответили брёвна.
— А что с нами будет?
— Говорят, что нас отдадут Дефибрёру, главному повару могущественного волшебника Каландра. Но оттуда ещё никто не возвращался, поэтому точно мы ничего не знаем. Надо ждать…
И Ель стала ждать. Недели шли за неделями, на берегу вырастали всё новые и новые штабеля, а старые куда-то исчезали. Потом пришёл день, когда Ель подхватили и бросили в длинный, узкий канал.
— Вот так, так! — сказала она. — Вода-то горячая! Таких рек я ещё не видала!
— Я не река, — ответил канал, — я искусственный! Мойся как следует, сейчас тебя переоденут!
И он понёс Ель прямо в подготовительный цех фабрики.
— Сними с неё эту старую, грязную кору! — приказал Рабочий машине.
— Ж-ж-ж! — зашумела машина, и Ель стала беленькой и чистой.
— А теперь ложись вот сюда! — показал Рабочий.
Другая машина выставила острые зубы, схватила Ель и распилила её на аккуратные поленья, ровно в метр длиной, не больше и не меньше, потому что так приказал главный повар Дефибрёр. К нему на кухню поленья и отправились.
— Сейчас я приготовлю из вас прекрасную древесную кашу, — сказал Дефибрёр, — ведь Каландр ничего твёрдого не ест. Хотя у него целых шестнадцать челюстей, но вместо зубов-то валики…
И главный повар принялся за стряпню. Он перетирал поленья на громадных, тяжёлых камнях, разводил водой, клал разные приправы, процеживал и подсушивал. А когда каша была готова и оказалось, что это уже почти что бумага, её подхватили Папмашины, которые работали у Дефибрёра поварятами. Папмашины отжали все остатки воды и положили большие мягкие листы на блюда, чтобы подать их на обед Каландру.
— Скорее! Скорее! — подгоняли они друг друга, потому что Каландр терпеть не мог опозданий. Он не был злым, но требовал аккуратности.
— Не задерживайте меня! — закричал он и стал глотать листы один за другим, да так быстро, что за нНм не угнался бы и курьерский поезд.
— Ш-ш-ш… — только и успели сказать листы, как уже промчались через все шестнадцать валиков, которые заменяли Каландру зубы.
Теперь это была настоящая бумага, гладкая и немножко глянцевитая. Её закрутили в большой, толстый рулон, запаковали, отправили в типографию и напечатали на ней много всяких интересных вещей: журналы и газеты, календари и учебники, школьные дневники и театральные программы.
А кроме того, напечатали ещё и эту книжку…
* * *