сражается брат или отец курсанта.
Как-то шёл Владимир Ильич мимо часового и обратил внимание, что тот бледен, едва стоит. Это был курсант Алексей Булычёв. Накануне он вместе с другими курсантами, свободными от караула, ездил в лес за дровами и не сумел как следует отдохнуть, да и не поел досыта. Питались курсанты неважно: похлёбка да ржаная каша, иногда посыпанная сахаром. К тому же часть своего небольшого пайка будущие красные командиры отдавали сиротам, детям погибших бойцов. Эти ребята жили в детском доме. Курсанты знали, что и Владимир Ильич питается не лучше. В казармах Кремля было холодно. Но и в кабинете Ильича было не теплее, чем в казарме. Приложишь руку к изразцам печки — ладонь остаётся холодной. Часовые старались даже виду не показать, что испытывают невзгоды. Стоит часовой на посту, дом вспоминает, и под ложечкой сосёт — есть хочется. А услышит шаги Владимира Ильича, вытянется в струнку и скажет как можно веселее: — Здравствуйте, Владимир Ильич. Так сделал и Булычёв. Владимир Ильич остановился и спросил курсанта: — Что с вами? Вы больны? Булычёв ответил ему как ни в чём не бывало: — Спасибо, Владимир Ильич, ничего, это я так… — Как это — так? — уже строго сказал Ленин курсанту. Владимир Ильич пошёл в кабинет и тут же вернулся со стулом в руках. Поставил стул возле часового и распорядился: — Садитесь. Вы очень плохо выглядите! Булычёв растерялся. — Владимир Ильич, — взмолился он, — часовой на посту не имеет права сидеть. Даже разговаривать не имеет права. Ленин улыбнулся и спокойно объяснил Булычёву: — Вот вы устав и нарушили — разговариваете со мной. Принёс кусок чёрного хлеба с повидлом и заставил Булычёва съесть тут же, в его присутствии. Часовой не смел ослушаться Председателя Совета Народных Комиссаров, сел на стул и съел хлеб. Булычёв доложил о происшедшем караульному начальнику и ждал наказания за нарушение устава. Караульный начальник, который отлично знал устав, успокоил курсанта: — Считайте, что никакого нарушения не произошло: вы лишь выполнили указание Председателя Совета Народных Комиссаров Ленина. А выполнять указания Ленина, — добавил караульный начальник, — обязан каждый.
В первые годы революции Кремль освещался тусклыми газовыми фонарями. Под вечер приходил фонарщик с шестом, зажигал фонари, а под утро гасил их. Но случалось, что не хватало газа, и тогда всё погружалось во тьму. Нелегко было тёмными ночами охранять Кремль. Тут любой куст за человека можно принять. Попробуй разберись, когда в трёх шагах ничего не видно. Особенно если ночь безлунная. Шли как-то двое дозорных по Кремлю. Тьма кромешная. И вдруг вдали замелькали тени. — Стой! Кто идёт? — крикнул старший дозора. И тут же взял винтовку наперевес. — Пропуск! Один из задержанных, среднего роста, широкий в плечах, в кепке, достал какую-то книжечку: — Вот пропуск, пожалуйста! Дозорный взял документ, но было так темно, что не мог разобрать ни строчки. Курсант предложил пройти в караульное помещение для выяснения личности. Задержанные не огорчились и, о чём-то оживлённо беседуя, зашагали рядом с дозорными. Открыв дверь в караульное помещение, старший дозора громко отрапортовал: — Товарищ карнач (так сокращённо называли начальника караула), эти граждане задержаны на территории Кремля. Прошу проверить документы. На лице начальника караула не строгость, а смущение. Вместо того чтобы потребовать документы, он говорит виновато: — Здравствуйте, Владимир Ильич! Извините, что курсанты не узнали вас. — Это вы напрасно, — заступился Ленин за курсантов. — Товарищи совершенно правильно поступили. Действительно, не видно ни зги. В эту минуту снова загорелись газовые фонари. Владимир Ильич простился с караульными и, отказавшись от провожатого, вместе со своим спутником как ни в чём не бывало отправился домой. Но после этого случая комендант Кремля раздобыл свечи из старых, ещё монастырских запасов. И теперь на каждом посту была свечка, на случай, если погаснет газ или электричество. Владимир Ильич, который сам не курил, носил при себе коробку спичек. Поздоровается с часовым и, если понадобится, зажжёт спичку и посветит ею над пропуском так, чтобы было видно всё до строчки. И только показав пропуск, пройдёт дальше.
Владимир Ильич часто спрашивал часовых: — Что пишут из дому? Спросит и задержится на минутку, чтобы выслушать короткий рассказ о деревенских или заводских новостях. Слушает, чуть наклонив голову, и согласно кивает: — Так, так. Интересно! Очень интересно! Если курсант расскажет что-нибудь весёлое, Ильич расхохочется звонко, заразительно. И под конец строго спросит: — Матушке пишете? Смотрите не забывайте писать матери. И в ту же ночь в казарме, а то и в караульном помещении курсант засядет за письмо в деревню, упомянет, что пишет это письмецо по прямому наказу Ильича. И обязательно пошлёт от Ленина поклон всем домашним. Конвертов в то время не было, да и бумаги не хватало. Склеит курсант треугольничком листок из старой тетрадки, напишет адрес, а наверху добавит: «красноармейское». Дойдёт письмо точно по адресу, без всяких марок. Невесёлое известие получил однажды курсант Пётр Глазов. Сестра сообщала ему, что в ларе не осталось и горсти муки. У младших братьев — Вани и Миши — с голоду начали пухнуть ноги. «Наверное, скоро помрут», — писала сестра. Прочёл письмо курсант и решил рассказать о своём горе Владимиру Ильичу. Ждать случая пришлось недолго. Из здания Совета Народных Комиссаров вышел Ленин, с кем-то оживлённо беседуя. Курсант подождал, пока Ленин окончит разговор, и, как человек военный, взяв под козырёк, попросил разрешения обратиться. Владимир Ильич разрешил, а курсант, от волнения не говоря ни слова, передал Ленину письмо из деревни. Владимир Ильич пробежал письмо, задумался. Видно, и ему стало печально. — Можете вы оставить мне это письмо? — спросил он курсанта. — Пожалуйста, Владимир Ильич! — Тогда напишите на конверте, как вас отыскать, — сказал Ленин.
Глазов вынул карандаш, написал всё, что требовалось,
Не по уставу
Как-то шёл Владимир Ильич мимо часового и обратил внимание, что тот бледен, едва стоит. Это был курсант Алексей Булычёв. Накануне он вместе с другими курсантами, свободными от караула, ездил в лес за дровами и не сумел как следует отдохнуть, да и не поел досыта. Питались курсанты неважно: похлёбка да ржаная каша, иногда посыпанная сахаром. К тому же часть своего небольшого пайка будущие красные командиры отдавали сиротам, детям погибших бойцов. Эти ребята жили в детском доме. Курсанты знали, что и Владимир Ильич питается не лучше. В казармах Кремля было холодно. Но и в кабинете Ильича было не теплее, чем в казарме. Приложишь руку к изразцам печки — ладонь остаётся холодной. Часовые старались даже виду не показать, что испытывают невзгоды. Стоит часовой на посту, дом вспоминает, и под ложечкой сосёт — есть хочется. А услышит шаги Владимира Ильича, вытянется в струнку и скажет как можно веселее: — Здравствуйте, Владимир Ильич. Так сделал и Булычёв. Владимир Ильич остановился и спросил курсанта: — Что с вами? Вы больны? Булычёв ответил ему как ни в чём не бывало: — Спасибо, Владимир Ильич, ничего, это я так… — Как это — так? — уже строго сказал Ленин курсанту. Владимир Ильич пошёл в кабинет и тут же вернулся со стулом в руках. Поставил стул возле часового и распорядился: — Садитесь. Вы очень плохо выглядите! Булычёв растерялся. — Владимир Ильич, — взмолился он, — часовой на посту не имеет права сидеть. Даже разговаривать не имеет права. Ленин улыбнулся и спокойно объяснил Булычёву: — Вот вы устав и нарушили — разговариваете со мной. Принёс кусок чёрного хлеба с повидлом и заставил Булычёва съесть тут же, в его присутствии. Часовой не смел ослушаться Председателя Совета Народных Комиссаров, сел на стул и съел хлеб. Булычёв доложил о происшедшем караульному начальнику и ждал наказания за нарушение устава. Караульный начальник, который отлично знал устав, успокоил курсанта: — Считайте, что никакого нарушения не произошло: вы лишь выполнили указание Председателя Совета Народных Комиссаров Ленина. А выполнять указания Ленина, — добавил караульный начальник, — обязан каждый.
Курсант был прав
В первые годы революции Кремль освещался тусклыми газовыми фонарями. Под вечер приходил фонарщик с шестом, зажигал фонари, а под утро гасил их. Но случалось, что не хватало газа, и тогда всё погружалось во тьму. Нелегко было тёмными ночами охранять Кремль. Тут любой куст за человека можно принять. Попробуй разберись, когда в трёх шагах ничего не видно. Особенно если ночь безлунная. Шли как-то двое дозорных по Кремлю. Тьма кромешная. И вдруг вдали замелькали тени. — Стой! Кто идёт? — крикнул старший дозора. И тут же взял винтовку наперевес. — Пропуск! Один из задержанных, среднего роста, широкий в плечах, в кепке, достал какую-то книжечку: — Вот пропуск, пожалуйста! Дозорный взял документ, но было так темно, что не мог разобрать ни строчки. Курсант предложил пройти в караульное помещение для выяснения личности. Задержанные не огорчились и, о чём-то оживлённо беседуя, зашагали рядом с дозорными. Открыв дверь в караульное помещение, старший дозора громко отрапортовал: — Товарищ карнач (так сокращённо называли начальника караула), эти граждане задержаны на территории Кремля. Прошу проверить документы. На лице начальника караула не строгость, а смущение. Вместо того чтобы потребовать документы, он говорит виновато: — Здравствуйте, Владимир Ильич! Извините, что курсанты не узнали вас. — Это вы напрасно, — заступился Ленин за курсантов. — Товарищи совершенно правильно поступили. Действительно, не видно ни зги. В эту минуту снова загорелись газовые фонари. Владимир Ильич простился с караульными и, отказавшись от провожатого, вместе со своим спутником как ни в чём не бывало отправился домой. Но после этого случая комендант Кремля раздобыл свечи из старых, ещё монастырских запасов. И теперь на каждом посту была свечка, на случай, если погаснет газ или электричество. Владимир Ильич, который сам не курил, носил при себе коробку спичек. Поздоровается с часовым и, если понадобится, зажжёт спичку и посветит ею над пропуском так, чтобы было видно всё до строчки. И только показав пропуск, пройдёт дальше.
Письмо из деревни
Владимир Ильич часто спрашивал часовых: — Что пишут из дому? Спросит и задержится на минутку, чтобы выслушать короткий рассказ о деревенских или заводских новостях. Слушает, чуть наклонив голову, и согласно кивает: — Так, так. Интересно! Очень интересно! Если курсант расскажет что-нибудь весёлое, Ильич расхохочется звонко, заразительно. И под конец строго спросит: — Матушке пишете? Смотрите не забывайте писать матери. И в ту же ночь в казарме, а то и в караульном помещении курсант засядет за письмо в деревню, упомянет, что пишет это письмецо по прямому наказу Ильича. И обязательно пошлёт от Ленина поклон всем домашним. Конвертов в то время не было, да и бумаги не хватало. Склеит курсант треугольничком листок из старой тетрадки, напишет адрес, а наверху добавит: «красноармейское». Дойдёт письмо точно по адресу, без всяких марок. Невесёлое известие получил однажды курсант Пётр Глазов. Сестра сообщала ему, что в ларе не осталось и горсти муки. У младших братьев — Вани и Миши — с голоду начали пухнуть ноги. «Наверное, скоро помрут», — писала сестра. Прочёл письмо курсант и решил рассказать о своём горе Владимиру Ильичу. Ждать случая пришлось недолго. Из здания Совета Народных Комиссаров вышел Ленин, с кем-то оживлённо беседуя. Курсант подождал, пока Ленин окончит разговор, и, как человек военный, взяв под козырёк, попросил разрешения обратиться. Владимир Ильич разрешил, а курсант, от волнения не говоря ни слова, передал Ленину письмо из деревни. Владимир Ильич пробежал письмо, задумался. Видно, и ему стало печально. — Можете вы оставить мне это письмо? — спросил он курсанта. — Пожалуйста, Владимир Ильич! — Тогда напишите на конверте, как вас отыскать, — сказал Ленин.
Глазов вынул карандаш, написал всё, что требовалось,