Литвек - электронная библиотека >> сборник User >> История: прочее >> Иосафат Кунцевич >> страница 36
оставались свидетельства о впечатлении слушателей от его поучений. Он шёл проповедывать непосредственно после какой-нибудь работы, но его проповедь была лучше, проповедует тех, кто целую неделю готовился. Иван Дягилевич свидетельствовал: "Кто же достаточно может похвалить его ревностные проповеди, которые он регулярно произносил? Верующие так любили слушать Божьего мужа, что церковь св. Софии, достаточно большую, так наполняли, что не оставалось свободного места. А когда муж Божий порой говорил: "Деточки, не буду вас больше задерживать проповедью", — желая таким образом определить себе слушателей, — тогда люди выкрикивали: "Держи нас, святой Отел, хоть целый день, мы слушаем с удовольствием"20.

Православных в Вильно, а со временем в Полоцкой епархии не переубедили бы ученые богословские доказательства в пользу Унии. Аргументы в защиту Унии, взятые с полемических трактатов, только бы отпугивали народ. Люди не были бы удовлетворены лишь словесными утверждениями о том, что ни один обычай, ни одна традиция "русской веры" не будут отброшены в угоду чего-то чужого, но они хотели видеть это не далее. Когда Иосафат рассказывал о событиях, взятых из собственной истории, и когда цитировал из книг, о которых все знали, для доказательства того, что Уния принадлежит к традиции собственной Церкви, то это уже воспринималось совсем иначе. Однако больше всего привлекало и переубеждало всех — жизнь Святого, которая соответствовала образцам восточного благочестия.

Иосафат — образец восточного благочестия

Когда Иосафат вступил в монастырь Пресвятой Троицы в Вильне, монастырь был почти пустым. В нём находилось два-три старших монаха, но не один из них не соблюдал монашеских уставов, и ни один из них не мог научить его духовной жизни. Наилучшими учителями наставниками Иосафата могли быть только молитва и чтение. И именно здесь возникает вопрос, что мог читать Иосафат, что могло повлиять на направление его монашеской жизни.

На этот вопрос имеем частичный, но довольно четкий ответ. К счастью, сохранилась одна рукопись, которую написал Иосафат. Эта рукопись, как и сборник, о котором была речь выше, уже давно научно исследованный, однако не привлек к себе внимания биографов Святого. Идёт речь о сборнике сочинений, что касаются монашеской жизни. Первая большая часть рукописи — это произведения разных авторов о монашеской жизни, которые себе переписал Иосафат. На следующих страницах дана рассказы на эту же тему, но уже авторство, самого Иосафата. Остальная часть рукописи — та, которая включает рассказы, переписанные другой рукой, которая нас, в данном случае, не интересует.21 Учитывая то, что писания самого Иосафата, никогда не публиковались, а их описания были очень поверхностными, нам необходимо перейти к сочинениям, которые переписывал сам Иосафат, а подбор их нам много скажет о направлении его духовности.

В начале рукописи, перед сочинениями переписанными Иосафатом, кем-то другим вписано Слово о молитве. Хотя это Слово приписывается св. Иоанну Златоусту, оно, несомненно, является одним из тех сочинений, которые распространялись под именем этого Отца. Трудно выяснить чьё именно сочинение здесь было переписано, — а было бы интересно узнать и об этом, т. к., всё то, что читал Иосафат, влияло на его духовную жизнь.

Далее идут сочинения двух других авторов, которые собственноручно переписал Иосафат. Именно здесь мы встречаем вещи, которые бросают новый, неожиданный свет на фигуру Иосафата.

В начале поданы два коротких писания "преподобного отца нашего Симеона Новаго Богослова" о молитве. Из начальных слов этих сочинений мы можем отыскать, какие это тексты. В начале посмотрим на второе писание, которое начинается словами: "Трие суть внимания и молитве образы". Это ни что иное, как называемый "Способ исихастской молитвы". Хотя это сочинение долго приписывалось св. Симеону, Гасвгерр установил, что его автором является чернец Никифор, действительный основоположник "научного исихастского способа молитвы.

Перед этим сочинением есть ещё одно, приписываемое св. Симеону, которое начинается словами: "Вход обрете дьявол…" Гавсгерр установил и выяснил, что этот отрывок Симеона в некоторых греческих рукописях начинается теми самыми словами, которые находятся непосредственно перед сочинениями Никифора "Трие суть…". Гавсгерр издал греческий текст этого сочинения, который однако короче (один параграф) чем текст, переписанный Иосафатом (пять рукописных страниц). Допускается, что славянский перевод сохранил более длинное вступление, чем греческий.

В обширной литературе о Иосафате никто из авторов не изображает его как личность, которую захватывала исихастская молитва, а здесь имеем его собственноручное свидетельство об этом. Однако, в данном сборнике кроется ещё большая неожиданность. После этих двух коротких текстов, приписанных св. Симеону Новому Богослову, в сборнике находится гораздо большее сочинение, которое начинается словами: "Предисловие святого отца нашего Нила пустынника в книгу его", а после вступления идёт сама "книга". Как указывают заголовки отдельных её разделов, это ничто иное, как Устав монашеской жизни св. Нила Сорского. Ниже мы прокомментируем этот выбор Иосафата, но сначала постараемся связать духовное направление этих писаний с иными страницами жизни св. Иосафата.

Разные высказывания на беатификационном процессе и в ранних жизнеописаниях, которые могут звучать как обычные фразы, общепринятые в житиях святых, приобретают новое значение, если их освещать через призму рукописей, которые он читал или переписывал.

Для более глубоко анализа следовало бы, прежде всего, точно исследовать, что читали монахи на Украине-Белоруси.

Все, кто знал Иосафата как монаха в Вильне, вспоминают о том, что он искал уединения в молитве. Митрополит Иосиф Рутский, тогда ещё мирянин, так описывает образ жизни Иосафата.

"С самого начала он не имел никакого наставника духовной жизни, но благодаря Провидению Самого Святого Духа он за короткое время достиг такого успеха, что сам мог быть учителем других. Это особенно я заметил в нём, когда казалось, он словно закопанный в своей келье, до такой степени, что даже ногой не ступал на монастырский двор, даже когда высокопоставленные особы, сенаторы, посещали монастырь; а когда известные горожане, выйдя из церкви, начинали собираться в келье молодого монаха, чтоб воспользоваться беседой с ним, […] он, чтоб избежать их посещений, поставил себе столик в пределе св. Луки возле входа в церковь Пресвятой Троицы и там он проводил свои дни в чтении, писании и