полицейских.

Самый лысый из присутствующих от Миссии США, был удивлён такому неуместному высказыванию. «Вы мужчины должны…» — начал было он говорить, но тут дверь позади него открылась и в комнату ворвались четверо мужчин в чёрных пальто и противогазах. Размахивая пистолет-пулемётами Стен и выкрикивая что-то на греческом языке они стали бросать дымовые шашки и бомбы со слезоточивым газом.

3

Дверь ювелирного магазина сказала «хрррруусь». Дортмундер надавил плечом на дверь снова, но «хрррруусь» не оказало должного эффекта. Бросив взгляд через другое плечо — Рокавей-бульвар, в южном части Озон-Парк в районе Куинса, оставался безлюдным, дополнительный провод, пущенный в обход короба сигнализации над главным входом, оставался незаметным, а вокруг стояла глубокая полночная тишина, что случается лишь в середине рабочей недели — Дортмундер вновь переключил своё внимание на дверь, которая по-прежнему была закрыта.

Ему самому приходилось вести наблюдение, что и вызывало задержку, и тем самым не давая ему возможности, сосредоточится на этой проклятой двери. Он надеялся, что Келп ему в этом поможет, но его дома не оказалось. Так как большинство людей, которых знал Дортмундер, думали, что Дортмундер невезучий — именно невезение, а не некомпетентность, омрачало его дни и делало бессонными его ночи — то было очень трудно найти готового выйти с ним на небольшое дельце. И он не хотел рисковать, откладывая эту работу ещё на одну ночь; кто знал, сколько времени будет отсутствовать хозяин?

Сначала его внимание привлёк Ювелирный Магазин Скукакиса, а уж потом появившаяся табличка в витрине стала Знаком свыше «Закрыто. Мы отдыхаем, чтобы улучшить качество обслуживания». И тут он понял, что коробка охранной системы сигнализации над входной дверью, в которой он признал своего старого знакомого, и марка, и модель, в обаянии которых он пребывал на протяжении многих лет, всё это — судьба, так редко радовавшая его, наконец-то улыбнулась ему. Вчера днём он заметил Знак и систему охраны, вечером он уже присматривался, что к чему, а сегодня ночью уже был здесь, поглядывая время от времени через плечо и пытаясь взломать приводящую в бешенство дверь.

— Ну, давай же, — бормотал Дортмундер.

Щёлк, ответила дверь, застав тем самым Дортмундера врасплох и вынудив его схватиться за саму дверь, чтобы не ввалиться в магазин и не врезаться в настенные часы Таймекс.

Сирены. Полицейские сирены. Где-то вдалеке были слышны полицейские сирены, к югу, в направлении, аэропорта Кеннеди. Дортмундер замер на пороге. Убедившись, что сирены движутся не в его сторону, но заметив фары приближающегося автомобиля, он прошмыгнул внутрь магазина, прикрыл дверь и приготовился погрузиться в работу.

Автомобиль остановился возле магазина. Дормундер застыл, наблюдая в дверное окошко из армированного стекла за машиной и ожидая, что же будет происходить дальше.

Ничего не произошло.

Так? Припарковалась и ничего не происходит? Движущаяся машина останавливается у обочины и ничего не происходит? И никто не выходит? Никто не закрывает машину и не уходит по делам, позволив честному грабителю продолжить свою работу?

Фары автомобиля выключены.

Неспроста она там. Должна же быть какая-то причина.

Это точно. Дортмундер не видел, сколько людей находилось в машине, но в любом случае движения внутри не было. Пока они были внутри, и ничего не происходило, Дортмундер не видел, как можно обрести душевное спокойствие и продолжить свою оригинальную программу. Только не с припаркованным автомобилем на улице. С мрачным выражением на лице и нетерпением, Дортмундер прислонившись к двери, смотрел через армированное стекло — которое разделяло его и пассажиров автомобиля — и ждал, когда эти идиоты уедут.

Вместо этого, к ним присоединилось ещё парочку идиотов. Подъехала вторая машина, с гораздо большей скоростью, чем первая, резко подрезав её, и став прямо перед ней вдоль бордюры. Двое мужчин выпрыгнули из машины так быстро, что даже не выключили фары. А вот, собственно, и сама причина.

И теперь, наконец-то кто-то зашевелился в первой машине и вылез с места водителя. Как и два его более поспешных компаньона, он был одет в чёрное пальто, может быть слегка тёплое для этой сырой, но не холодной мартовской ночи. В отличие от них, он никуда не спешил. Дортмундер видел это по тому, как тот не спеша обошёл автомобиль спереди и стал на тротуаре, перебирая связку ключей, в то время как те двое просили его поторопиться. Медленный кивнул, сделал успокаивающие похлопывания по воздуху — мол, успеем, выбрал ключ, и подошёл к двери ювелирного магазина.

Проклятье! Ювелир! Коренастый, пожилой мужчина с чёрными усами, в черной роговой оправе и чёрном пальто, двигался к двери с выбранным ключом. Кто прерывает отпуск в такое время? Двенадцать сорок пополуночи, если верить всем этим Таймекс. Двенадцать сорок пополуночи, четверг. Разве это подходящее время чтобы вновь открыться?

Ключ заскрежетал в замке, а Дортмундер стал аккуратно перемещаться вглубь тёмного интерьера магазина. Он понимал, что обратного пути нет. Было ли там какое-то укрытие? Было ли логическое объяснение появлению хозяина магазина?

(Даже ни на секунду Дортмундер не допускал мысли, что они могут быть второй бандой грабителей, привлечённые тем же знаком. Грабители не паркуются у входа в магазин и не сидят в машине какое-то время. Они не оставляют включенными фары. И им не может посчастливиться выбрать сразу нужный ключ.)

К счастью, методы взлома Дортмундера позволяют использовать дверь в дальнейшем. Конечно, если бы хозяин захотел войти в магазин утром, при дневном свете, то какие-то царапины и вмятины можно было бы заметить, а в темноте, в двенадцать сорок пополуночи, не было ничего, чтобы господин Скукакис, если это действительно был он, мог заметить. Поэтому, в тот момент, как Дортмундер нырнул за прилавок — выставочную витрину запонок с римскими мотивами — дверь спокойно открылась, и трое мужчин, как ни в чём не бывало, вошли внутрь, продолжая разговаривать. По началу, Дортмундер подумал, что ничего не понимает, потому что они говорили все одновременно, но когда они стали говорить по одному, он понял, что по-прежнему ничего не понимает. Значит, они говорят на каком-то иностранном языке, правда на каком Дортмундер не имел понятия. Для него это было как китайская грамота.

У двух последних прибывших, большая часть разговора быстрое, взволнованное стаккато, в то время как у другого, мужчины постарше, медленное, более сдержанное — как будто давал спокойные, вразумительные ответы. Всё это происходило в темноте, никто из