Военная музыка всех притягивает. Кинутся профессора и студенты к окнам и сразу увидят, что дважды краснознаменный полк идет. По этим-то высоким наградам о нас судить и будут... Конечно, в том, что на весь личный состав первосрочного обмундирования не хватает, виноваты не мы, а наша временная бедность, но насчет всего остального держи ухо востро! Я этих профессоров еще по Петрограду знаю, им пальца в рот не клади!.. Они не только на земле, на небе всякие беспорядки обнаруживают. Появилось, скажем, на солнце пятно — сейчас же на него протокол составляют. На луне гора обвалилась — протокол. На Марсе кто-то палки расшвырял — протокол. Комета с привязи сорвалась — протокол! Наши же непорядки они без телескопа в два счета рассмотрят!..
А посмотреть есть на что! Иду я как-то по Архангельску и вижу: два наших бойца гуляют. Оба при полном параде. Глядя на них, я даже порадовался. Только радости моей ненадолго хватило...
Понадобилось одному из них высморкаться, он взял и высморкался тем манером. какой у самых диких людей из обычая вышел- двумя пальцами...
Потлоковал я с ним: "Неужели, говорю, у тебя носового платка нет?"
— «Как же,-отвечает, -есть целых четыре вовсе новых, только я их экономлю». От такой сопливой экономии любой серьезный профессор со смеха помрет... И за другими примерами далеко ходить не надо. Отсюда видно, как по станции боец пятой роты товарищ Кадымов гуляет: пошел, значит, людей посмотреть и себя показать... А смотреть-то на него никто и не хочет потому что красноармеец без поясного ремня вида не имеет... Или товарища Крамсакова взять, который неподалеку от меня стоит: у него с левой ноги обмотка сползла... Тоже красота невеликая!.. У товарища Пролешего по новой моде ширинка расстегнута...
Здесь военком Сидоров с досадой заметил, что сбился на нудный и скучный жанр мелочного «пропесочивания». Так как портить кому-либо настроение он не собирался, то и перебил самого себя:
— И между прочим, сам военком Сидоров третий день небритый ходит!.. И если мы завтра в таком виде мимо Черноземского университета пройдем, нам всем стыд и срам будет! Посмотрят профессура из окна и скажет: "Вот какие малосознательные моржееды в Чернозем приперлись!"
Концовка военкомовской речи, как догадывается читатель, никого в уныние не привела. Никогда еще грязинские железнодорожники не видели таких веселых воинских эшелонов!
И никогда в Черноземске не было такой прекрасной погоды. как в день прибытия Н-ского стрелкового полка!
Разгрузить вагоны успели еще по утреннему Отдохнули, почистились и напоследок, чтобы черноземскихпрофессоров не насмешить, еще раз друг друга с ног до головы осмотрели. Тут и раздалась команда.
— По ротам стройсь!
Начали строиться, но двор товарной станции оказался тесен. Пришлось выходить на улицу, за ворота.
— Трам, та-ра, трам! Там-там, там-там!..
Загремел оркестр. Закачались впереди знамена. Зазвенела, зацокала под коваными каблуками каменная мостовая.
— Первый батальон, шагом марш!
— Ррота!.. Шагом!.. Арш!
Ать... два... Левой!.. Шире шаг, тверже ногу!
Полк, даже не полностью укомплектованный — часть немалая: прошло минут пять, прежде чем колонна вытянулась во всю свою длину и каждое подразделение оказалось на своем месте. Нестроевики очутились в самом хвосте колонны, откуда ни знамен не видно, ни музыки за топотом не слышно. Одно барабанное уханье издали доносится. Очень хотелось Ваньке наперед забежать и посмотреть, как строевики идут, но приказом определено было место клубным работникам в рядах писарей, санитаров, оружейников. Только для одного завбиба исключение сделано. Дано ему разрешение находиться вне строя, чтобы мог он по личным своим наблюдениям особо торжественную статью для стенной газеты сочинить.
В строю говорить не полагается, но все-таки откуда-то слушок пришел: «Как свернем налево, так и университет будет». И верно. Свернули налево и оказались перед длиннейшим трехэтажным каменным домом. Окна в нем были хотя и меньше ворот, но все же большие, из таких окон многое рассмотреть можно! Взводные и отделенные командиры по этому поводу строевого усердия наподдали:
— Ать, два, три!.. Соблюдай равнение в рядах! Выше голову, тверже шаг!
Говорят, молчание — знак согласия. Университет промолчал: очевидно, профессора остались довольны...
Когда музыканты устали дудеть, настал черед показать свое искусство для ротных певцов. В пении они поднаторели еще в Архангельске, когда ходили на портовые работы, Завбиб, сумевший дважды пропустить мимо себя весь полк, в своем очерке с большой похвалой отозвался о походных песнях, «под звуки которых шаг становился особенно чеканным». Не оспаривая этого отзыва об исполнительском мастерстве песенников, автор, справедливости ради, должен отметить некоторые странности репертуарного порядка.
Если запевалы второй роты выбирали песни самые воинственные, маршировавшая за ней третья рота упорно воспевала птиц всех семейств и видов.
— Все пушки, пушки грохотали, трещал наш пулемет...— грозно басила вторая рота.— Вдоль да по речке, вдоль да по Казанке сизый селезень плывет!..—старательно отрубая слово от слова, выпевали тенора третьей.
— На квартиру к нам заехал комиссар, весь израненный, он жалобно стонал...— начинала вторая рота новую песню.
— Ты не вейся, черный ворон, над моею головой!.. — не задумываясь, отвечала третья.
Стоило второй роте пообещать:
— Мы смело в бой пойдем за власть Советов! — как третья рота ее подбадривала:
— Взвейтесь, соколы, орлами!..
— Разбили мы Деникина, разбили Колчака, московских спекулянтов посадим в Вечека! — сердито грохотали басы.
Но тенористые любители-орнитологи из третьей роты упорно гнули свою линию:
— Соловей, соловей-пташечка, канареечка жалобно поет!..
Нестроевая команда некоторое время шагала, молча завидуя спевшимся соседям, но в конце концов не выдержала. На ходу разыскали запевалу и на подмогу ему двух свистунов. Выбрали песню такую, чтобы хором только один припев петь. После первого же куплета дело пошло на лад.
— Вышла Дунька за ворота,
А за нею солдат рота...
Эх, Дуня, Дуня я,
Дуня — ягодка моя!
По-видимому, Дуня действительно