Annotation

Сюр Гном

Сюр Гном

Шарманщик

ШАРМАНЩИК

По-настоящему же он любил чинить старые шарманки. Разве шарманки бывают новыми? - спросите вы. Нет, не бывают. Впрочем, как и шарманщики. А ещё он любил на них играть. Да, именно так, одетый в потрепанную одежонку, в скомканной, несуразной шляпе, по большей части валявшейся на тротуаре, под такими же, как и сам, пожеванными временем башмаками, стоя в углу ослепительно неоновых и всё же, беспробудно тёмных улиц оглушительного, оглушающего, глухого ко всему Города, стоя, мимо беснующих сквозь него толп оживших манекенов, зовущих себя людьми, да что там! - искренне считающих себя таковыми. Его шарманка ломала квазигармонию бесноватости, ритм броудова движения толп, не вписывалась в "здесь и сейчас" не только своим видом и видом своего хозяина, но самими издаемыми ею звуками, формой, даже материалом - ведь нет ничего более чуждого безжизненно яркому пластику и синтетике движений и лиц, чем старый, бог весть сколько поколений назад отполированный и исцарапанный деревянный ящик со странно торчащей из него вертящейся ручкой. Несомненно, то была провокация, вызов, живое, музыкальное граффити, призыв к чему-то настолько иному и чуждому, что могло быть лишь неприличным, недозволенным, почти экстремизмом. Хотя, спросите его самого - ни о чём подобном он не помышлял - просто ощущал правильность всего этого, именно такого как есть...

Да, по-настоящему он любил чинить старые шарманки. Но старые шарманки попадались всё реже и реже, собственно, их и изначально-то было, практически, не сыскать, так что на самом деле, ему не удалось починить ни одной, не то чтобы сыграть, стоя на углу мимо-манекенно-неоновых толп.

Поэтому, а быть может ещё и от неизбывной тоски, плавно претворявшейся в тихое, ни кем не замечаемое отчаяние, - он, в угоду маменьке, немного поиграл на кларнете и, как и все, благополучно поступил в университет на чуждый, непонятный ему факультет менеджмента и экономики, таким же неясным образом закончил его с отличием, после чего без труда нашёл себе место в одной из престижных фирм.

Место, но не себя самого. Себя самого он, напротив, потерял начисто. Потеря себя сопровождалась неуклонным продвижением по службе, стабильным ростом и без того немалого оклада, обретением фальшивых друзей, вереницы подруг-однодневок и вороха не-своих привычек, неуклонно формировавшихся в чужой, не его, характер.

Что же удивительного в том, что однажды он женился. Как и всё прочее, потерявшее себя, он сделал это спокойно, продуманно и, казалось ему, вполне искренне. Искренне это казалось и ей. Впрочем, её искренность коренилась не столько в симпатиях к нему самому, сколько в совокупности соотносимости его роста с её каблуками, а его положения, финансов и - главное! - перспективности их роста, - с перспективностью роста её собственных запросов, включая десятки и сотни грядущих, ещё не приобретенных, но столь вожделенно лелеемых, каблуков. Да, - решила она, - это должно сработать. Уж кого-кого, а себя она знала точно, она не была из числа потерявшихся и прекрасно осознавала, чего хочет.

Разумеется, их брак удался. Да и как могло не удасться то, что в основе своей статично и неизменно, а неизменно потому, что пусто. Как может быть подвержено разрушению нечто, что изначально не имело в себе и подобия жизни? Никак.

От того-то они вполне успешно проводили время: баловали себя приобретением пустых, никому не потребных, но всё новых и новых вещей, вояжами по всё более престижным точкам на карте, впечатления от которых были столь же пустопорожними, сколь и мимолётными, благополучно выветриваясь в мельтешении пейзажей, лиц, звуков чужих языков, недоприкосновений к чужим жизням, лишь изредко, словно преисполнясь себя, изливаясь во вне подобиями эмоций, тут же гаснущих в суе иных, неустанных скольжений. Столь же закономерно и незаметно для себя, они родили детей.

Детки, в полном соответствии законам генетики и вселенской справедливости, во всём походили на предков, в особенности же - в пустотности. Но, странное дело, не взирая на, казалось бы, неоспоримое сходство пустот (ведь нет ничего более схожего, чем нули), - его собственные отпрыски так и остались для него сполна чуждыми и непонятными, ни чем не выделяясь в том из всего прочего. Родства, пусть и сколь угодно порожнего, не ощущалось.

Анестезия, проведенная им над собою в юности, продолжала поддерживать его в тумане пустот, а усердно развитая безчувственность ко всему, вполне компенсировала отсутствие всякого наличия. Во всём же прочем он казался на редкость в порядочке. На столько, что, как она и проектировала на заре их отношений, он и вправду неуклонно карабкался по карьерной лестнице, пока однажды, обзаведясь подобающими статусу бриллиантовыми часами, рубиновым перстнем с печаткой и округлым брюшком, - не вошёл в совет директоров гигантской, как спрут МегаКорпорации и, в качестве такового, членом нескольких учередительных советов дочерних компаний. Вяло подумывалось о приобретении собственного банка, газеты или TV-канала. Как альтернатива рассматривалось вполне реальное выдвижение в сенат, разумеется, от правящей партии.

Она тоже не теряла времени даром, оперативно скупая дома, аппартаменты, драгоценности и акции, регулярно открывая и сменяя банковские счета, адвокатов и любовников, шубы и каблуки. Она была по-настоящему счастлива: муж отменно зарабатывал, дети отменно учились в престижных школах, а любовники отменно... эээ... любили. Жизнь удалась.

Как-то раз, в одном из очередных пустошествий по итальянской ривьере, где-то между Тавароне и Монтероссо-аль Маре, он исчез. Просто вышел купить лимонада в придорожной закусочной - и не вернулся.

Честно прождав в машине положенные по регламенту 7 минут, но так и не дождавшись, она, несколько раз нервно просигналив, пересела за руль спортивного седана и мстительно отчалила восвояси, сперва в их приморскую лоджию, а оттуда прямиком в Геную, где прождала ещё сутки в одиноком номере-люкс, то и дело прислушиваясь к тотальному отсутствию хоть каких-либо чувств в себе. На утро, так ничего и не обнаружив, она отправилась в полицию и заявила о пропаже мужа, проклиная необходимость неизбежных при этом утомительных, унизительных и