оглянувшись, оценив, но не предав значения. Я в своем роде был изгоем клуба странников. Я был вечный турист, приезжающий куда-либо лишь за тысячей фотографий, сотней историй и одной сенсацией. Меня никогда не интересовали причины и следствия. Меня с головой захватывал факт. Нет смысла задумываться над тем, что было или будет. В моей работе необходимо концентрировать весь свой фокус только на том, что происходит в данный момент. Суть всего происходящего, возможно, уловить лишь тогда, когда оно происходит и ни секундой раньше или позже. Секрет моего успеха заключен в девизе: "Если ты не здесь и сейчас, то тебе ничего не светит". Но это только часть секрета. Я вовремя понял те неформальные основы на которых строится собственный мир признания. Немыслимое происходит именно в те моменты, когда мы уверенны что это попросту невозможно. Если ты думаешь что опоздал - это не значит что все уже произошло. Возможно, оно еще даже не начиналось. Вся суть того, чем я занимаюсь большую часть своей жизни заключается в том, чтобы быть на лезвии любого стоящего того события. Никогда не стоит забывать о том, что залог хорошего репортажа это беспристрастная, чистая как слеза, линза объектива, которая видит эмоции, драмы и трагедии. Оптика беспристрастна и только то, что попадает в ее поле видимости, становится историей. Такие, на первый взгляд, безобидные предметы, как фотоаппарат или камера, могут превратиться в орудие в руках опытного журналиста. Но это не камера управляет нашими руками в те моменты, когда мы направляем ее на тех, кому симпатизируем, или же, испытываем чувства неприязни. Мы сами в погоне за сенсацией способны фальсифицировать истину в соответствии с принятыми на тот момент требованиями или убеждениями. Так, как только негатив жизни, запечатленный на яркой цветной пленке, купленной за конвертированные доллары, в состоянии подтолкнуть нас к печатному Олимпу современности, а возможно, даже оставить свой след в современной журналистике.

Раздумывая над концепцией как собственного, так и общественного успеха, я с нетерпением и одновременно некоторым смущением, дожидался пока черная, с первого взгляда бесконечная, струящаяся лента отдаст дорогую мне кладь. Толкаясь и вглядываясь в очередную порцию медленно вырисовывающихся вещей, два десятка людей, словно брендированные овечки, завистливо следили за каждым, кому посчастливилось попасть в первую десятку. Такая, обычно томительная и не редко раздражающая заминка в этот раз была не настолько досадной. Едва успев унять волнение после успешно завершенного перелета, как на смену ему пришло новое, более сильное, заставляющее оборачиваться не через плече, а в глубокую даль, такого верного правде, но никого не щадящего времени. А в прошлом часто скрываются не только сбывшиеся события, но и множественные мечты о тех историях, которые по тем или иным причинам были прожиты не нами. Прожиты не мной...

Бразилия - это мой путь, который я должен был пройти и от которого я отказался в силу той молодой, необъяснимой глупости, перед которой бессильны любые доводы еще не обретенной мудрости. И сейчас я рискнул обуздать причину, которая позволила бы мне оправдаться перед собственной неуверенностью и объяснить себе - зачем я прилетел в эту страну, дав повод для той самой встречи, которую я так ждал и все же избегал, всю свою жизнь.

Спустя двадцать минут, покончив со всеми бюрократическими нюансами с которыми сталкивается любой человек, покидающий пределы собственной страны, я шагнул на встречу своему прошлому. Покинув стены аэропорта Галиан, я почувствовал теплый, слегка удушливый в своей влажности воздух Рио. Услужливо притормозившее такси, спешащее подобрать очередного туриста, радушно пригласило меня в прохладные объятия кожаного салона. Назвав адрес единственного отеля который я смог найти неподалеку от моей Мари я откинулся на спинку сиденья и прикрыв глаза окунулся в динамику солнечного города.

2

К моему сожалению, в этой стране я был всего лишь раз, где-то между двух годов пика моей популярности. Я как состоявшийся, блестящий журналист был приглашен выступить в университете Сан-Паулу. Как сейчас перед моими глазами эти наивные, все еще высокоморальные студенты. Лица, украшенные сияющей верой в правду, которую они надеются донести до широких масс общественности, внимали каждому слову, которое я произносил со своей трибуны:

Представьте себе комнату. Давайте, напрягите воображение. Какая эта была комната? Парень, второй ряд в красной рубашке.

В восточном стиле.

Отлично, у нас есть четыре желтые, глиняные стены. Что дальше. Украшаем. Девушка, пятый ряд.

Персидский ковер из овечьей шерсти, с вышитым красными нитями причудливым узором. Две большие напольные вазы располагаются в противоположном углу комнаты. Яркий свет, освещая медленно опускающуюся пыль едва просачивается через деревянные, чуть приоткрытые ставни. В помещении царит полумрак.

Умница, но с освещением перестаралась. Как ты собираешься снимать, если там темно? Нам нужен свет, нам всегда нужен свет. Даже если света нет, а кадр того стоит, то вам необходимо создать освещение, будь то открытое окно, либо обыкновенная лампа. Еще раз повторюсь, запомните это навсегда: " В свете софитов рождается ложь". И так, что происходит в комнате? Придумайте мне ту картинку, которая заслуживает разворота. О, я вижу поднятые руки. Вперед, давай парень!

Идет война и в комнате находятся два человека.

Стоп, не правильно. Если там два человека, то тебя уже нет с нами. Тихо, нет смеха, выдерживаем трагедию. Мне нравится. Вы все военные репортеры. Кто еще? Так, вперед девушка в желтом сарафане. Ну, ну смелее.

В комнате находится военный, грубый, озлобленный мужчина с пересушенным, обветренным лицом. Он прищуривается, от этого и без того сильно выделяющиеся скулы кажутся еще больше. Во взгляде присутствует сумасшествие, виднеющаяся из под каски. Височная вена пульсирует. Руки изо всех сил сжимают винтовку.

Стоп кадр, молодец. И так, мы имеем просто образец современного демона смерти, который по верованиям всех окружающих пришел в чужую страну, город, дом и вот-вот должна разыграться та самая, оскароносная для одного из вас, трагедия. Вперед. Кто следующий, последний режиссер собственного счастья, смелее. Не вижу поднятых рук. О, девушка с забавными косичками. Мы слушаем.

На глиняном полу лежит упавший мальчик, ему на вид лет одиннадцать, его ноги покрывает распавшийся саронг, торс оголенный. Пыль