напасть была полегче и затрагивала только приграничные селения.

- А это племяш мой, Сава, - сказал казак, представляя молодого паренька приставу.

- Макар говорит, что боец из тебя растет хороший, - одобрительно заметил пристав. - Как тебя по батюшке то величать?

- Никодимыч, - ответил Сава.

- Ну что ж, - сказал Сологуб, - приятно познакомиться Савелий Никодимыч. Хорошую смену растишь, казак, - похвалил он Макара. - Эвон, какой молодец вымахал.

- Дык, стараемся, - ухмыльнулся Макар, - Наша порода она вся такая, жилистая, но крепкая.

- Вот и лады. Не буду вас более задерживать. Ты пленных только в острожек заведи, а я тебе расписку дам, что принял их. Он пожал руки Макару и Саве и вошел вовнутрь.

А казачки, сдав пленных в острожек, поехали посмотреть на строящийся еще кафедральный собор.

Глава 2.

День выдался облачным и над сопками медленно проплывали тучи, чтобы уступить место лучам солнца, которые пробиваясь сквозь них, окрашивали сопки из салатового в ярко изумрудный цвет. Океан в этот утренний час выглядел величаво спокойным, из серого превращаясь в серебристый, когда солнце рисовало на нем причудливый узор из бликов.

Капитан Геннадий Иванович Невельский с восторгом смотрел на приближающийся берег. Было в этом моменте что-то торжественное, и штиль, и изумрудный пейзаж из сосновых и кедровых деревьев на горизонте, и тишина вокруг, изредка нарушаемая матросскими выкриками, лишь подчеркивали торжественность момента. Еще час и его транспорт 'Байкал' бросит, наконец, якорь в бухте 'Золотой Рог', и вековой покой этой бухты нарушиться звоном пил и перестуком топоров. Ибо именно ему, Геннадию Ивановичу Невельскому, было поручено основание русского поста в этой бухте, который со временем превратиться в большой морской порт - ворота империи на Тихом океане.

Игнатий Савельич, - сказал он находившемуся рядом боцману, который, несмотря на холодный весенний день, стоял без куртки, в одной шерстяной матроской рубашке? - Как в залив войдем, начни лотом глубину промерять.

- Не волнуйтесь, - Геннадий Иванович, - я уже распорядился. Невельский плавал с боцманом уже второй год, и за это время они научились понимать друг друга с полуслова. Поэтому, в неофициальной обстановке, капитан называл боцмана уважительно по имени отчеству. Ведь толковый боцман это истинный подарок капитану корабля. А Кириленко Игнатий Савельич оказался расторопным и инициативным.

- Красивые места, - Геннадий Иванович, - заметил боцман, - Жаль, что ветер слабый и идем уж больно медленно. Вот был бы паровик, то оно, конечно, другое дело, - Кириленко успел поплавать на первых пароходах на Амуре и стал большим адептом парового двигателя. Даже книжку достал об устройстве паровиков, что было практически не реально в этих глухих местах. Как Игнатий Савельич сам говорил - для самообразования.

- Будет тебе пароход, Игнатий Савельич, - Вот обоснуемся в этих местах, а там и порт и эллинг построим. Губернатор обещал два паровых двигателя следующей навигацией прислать из Александровска*. Вот и построим тебе пароход.

- Дай-то бог, - вздохнул боцман, - Надобно только угля запасти, уж больно они прожорливые.

- Уголь поначалу придется морем везти, но может удастся его найти в этих местах. Вот обживемся, а там и экспедицию снарядим.

- Ну, места здесь, говорят, богатые. Даст бог - найдем. А наш 'Байкал' уже кренговать требуется. Уж больно киль зарос по пути. Жаль, что в Петропавловске мы его очистить не успели.

- Вот здесь и сделаем. Главное, что добрались быстро и без потерь. Ведь надобно еще и бараки построить и землю засеять. А посему, чем раньше начнем, тем более успеем до наступления холодов. На одних запасах перезимовать не удастся.

Несмотря на свои тридцать лет, Геннадий Иванович слыл опытным моряком. Поступив в шестнадцать лет в Морской корпус, он окончил его одним из лучших в своем выпуске, а его целеустремленность и решительность была замечена самим адмиралом Крузенштерном - знаменитым мореплавателем, первым из русских совершившим кругосветное путешествие. С тех пор адмирал 'встал на якорь', возглавив Морской корпус. Но его морские походы, как и походы Беллинсгаузена, Лазарева и Врангеля были на устах у молодых гардемаринов, которые грезили далекими походами и неизведанными странами. Во время учебы Невельский буквально 'заболел' Дальним Востоком. Этот регион оставался все еще мало исследован, и будущим капитаном, уже тогда, овладела жажда собственных географических исследований.

Окончив корпус, молодой гардемарин напросился в экспедицию к адмиралу Литке, которая направлялась на Дальний Восток. Невельского назначили лейтенантом на флагманский корабль Литке, и плаванье с адмиралом стало отличной школой для недавнего выпускника. Его недавние мечты воплотились на карте, так как он оказался в составе экспедиции, доказавшей, что Сахалин это остров и нанесшей на карту дельту реки Амур. Осознавая важность закрепления этих земель за Россией, Геннадий Иванович решил остаться на Дальнем Востоке, осев в Петропавловске. Получив под командование небольшой бриг 'Диана', он успел совершить плавание в Ново-Архангельск и в Александровск-на-Амуре, где был основан небольшой порт.

В Александровске Невельский застал графа Муравьева-Амурского, неугомонного Восточносибирского губернатора. За свои заслуги при присоединении Приамурья к России, Муравьев получил титул графа и приставку 'Амурский' к своей фамилии, так как благодаря его напору и предприимчивости за империей удалось закрепить этот благодатный край. После подписания Пекинского договора, граф совершил плавание вдоль берегов залива Петра Великого и обратил внимание на очень удобную бухту - глубоководную, и хорошо укрытую от ветров. Она напоминала ему бухту 'Золотой Рог' в Стамбуле, и именно так ее и решил назвать губернатор. А на берегах этой бухты он решил основать Владивосток, город-порт и новые ворота империи на Тихом Океане.

Именно Невельскому он и предложил возглавить экспедицию и основать пост Владивосток. И вот теперь, мечта совершить что-то свое, значительное, становилась явью.

Когда приблизился берег, с борта спустили лот, дабы промерять фарватер. Хотя капитан знал, что бухта глубоководная, рисковать он не хотел. Было бы досадно посадить корабль на мель и подвергнуть риску цель экспедиции. Не доходя пятидесяти метров до берега, корабль встал на якорь.

- Ну, в добрый час Игнатий Савельич. Спускай шлюпку, - обратился он к рядом стоящему боцману. Тот махнул рукой матросам, которые и так знали свой маневр, и спустя минуту раздался скрип канатов и тихий всплеск, когда шлюпка коснулась воды.