меня. Один год и три месяца. Тогда я смогу уехать в колледж, и Линден тоже отправится куда-то в другое место. Вероятно, в дорогой университет, куда-нибудь подальше. Так будет лучше. Для нас обоих.

Нет, я снова лгу себе. Ему будет лучше. И это стоит того. Стоит того, что я блуждаю в течение дня, заставляя себя не слишком много смотреть на него. И, конечно, не разговаривать с ним. У него есть шанс преодолеть это и двигаться дальше. Я же застряла здесь, в Колдуотер. Оледеневшая, как каток в Охотничьем парке. Заморожена до самого дна.

Вход в художественный класс служит необходимым отвлечением. Мистер Фредриксон считает что нужно демонстрировать работы учеников; в классе все поверхности покрыты красочными проектами, от картин на стенах и мобилей, висящих на потолочных плитах, до керамики на столе и даже скульптур, стоящих по углам. Он меняет их регулярно, так что всегда есть что-то новое, чтобы посмотреть. Я вижу яркий мобиль, сделанный из окрашенных листьев, висящих над дверью, и стараюсь сосредоточиться на его радужных оттенках, вместо моих собственных тёмных мыслей.

Это немного помогает.

Я пробираюсь по проходу к своему обычному месту впереди, когда несколько больших парней с другой стороны начинают толкать друг друга — добродушно, я думаю, но они всё равно большие парни. Один из них спотыкается о стол, толкая его; у девушки, которую я не узнаю, на столе лежит набор пастельных мелков, и черный мелок разбивается на полу, примерно на двадцать кусочков.

Затем исчезает.

Мои глаза расширяются, когда я наблюдаю, как движение повторяется снова, мой живот скручивается с от ощущения дежа вю, которое я обычно испытываю, когда я вынуждена смотреть, как сбывается одно из моих видений

Но я не помню, чтобы у меня было видение об уроке рисования.

На этот раз, когда стол качается, тонкая рука девушки тянется и хватает мелок, прежде чем он ударится об пол.

Я стою и смотрю в то место, где я видела, как мелок разбивается на части, чёрные кусочки разлетелись на три фута в каждом направлении.

Это произошло. Я видела это.

И тогда всё вернулось обратно, как проматывая запись — буквально все переделано.

Мальчики продолжают толкаться, и девушка продолжает сортировать свои мелки; никто, кажется, ничего не заметил, кроме меня.

— Привет! Земля вызывает Шарлотту, — звенит голос позади меня.

Отлично. Я задерживаю движение. Мои щёки горят, когда я опускаю голову и позволяю своим волосам упасть на плечи, бросаясь к моему обычному стулу в передней части класса. Я уже давно смирилась с тем, что стала школьным инопланетянином, но почему-то каждое новое подтверждение приходит со свежей порцией смущения.

К счастью, к счастью? ежедневная неловкость — это не повод для паники, ужаса, ощущения скрежета на затылке. Что это было? Ментальный занавес, который я держу на своём втором взгляде, кажется бездействующим и крепким, никаких видений, пытающихся пробиться сквозь них, никаких головных болей, угрожающих превратиться в мигрень. Я не могу исключить возможность того, что кто-то снова использует мои способности, может ли Смит каким-то образом пережить смерть своего тела? — но я в этом сомневаюсь. Помимо дежа вю, это не было похоже на видение будущего, я просто видела происходящее дважды.

И если бы кто-то вмешался в мои силы, почему они используют их, чтобы спасти чёрную пастель? Или, если уж на то пошло, как? Даже если бы у меня было какое-то странное смелое видение будущего,

это, конечно, не я пыталась изменить события в мере того, как они происходят. Но если ничего не использовало мои силы, то что я только что видела? Единственным человеком, который немного выиграл от результата, была девушка. Девушка, которую я не узнала.

Старая паника закончилась, новая началась. То, что я мало знаю о Сёстрах Дельфи, и их легендарной строгость пугает меня. Отправили ли они ли они кого-нибудь, чтобы шпионить за мной? Я просто стала свидетелем того, как другой Оракул меняет будущее? Всё, что я знаю о своём втором взгляде, говорит мне, что это невозможно, но я не знаю всего.

Фактически, то, что я не знаю о том, как Оракул может заполнить небольшую библиотеку, как минимум. Это я знаю, потому что я видела размер библиотеки тёти Сиерры об Оракулах. Для меня это уже не так, как раньше, но чтение всего этого займёт много времени.

Парень по имени Алекс, к которому я настроена дружески, скользит на сиденье рядом со мной, и я успокаивающе вздыхаю, изо всех сил пытаясь обуздать свой страх. Как только он устроился, я наклонилась и прошептала:

— Кто эта девушка сзади?

Он оборачивается к задней части класса, чтобы посмотреть прямо на девушку, и я хочу закрыть лицо руками чтобы скрыть своё смущение.

— О, это Софи, — говорит он, не пытаясь шептать. — Она новенькая. Сегодня её первый день.

— Спасибо, Алекс, за очень незаметную помощь, — бормочу я. Он просто пожимает плечами. Алекс, по крайней мере, такой же нервный и неловкий, как и я, но он принимает это и ему плевать на то, что, кто думает о нём. Я, с другой стороны, всю свою жизнь пыталась быть невидимой и удвоила эти усилия, узнав, насколько смертельно опасно быть замеченной.

Я не могу снова взглянуть на Софи, пока через полчаса, когда мистер Фредриксон закончил урок, и мы были готовы работать над собственными проектами. Я копаюсь в рюкзаке, притворяясь, что мне что-то нужно — и поглядываю на неё через завесу волос.

Она наклонилась над своей бумагой, её язык зажат между передними зубами, как будто она на самом деле старается. Большинство ребят не беспокоятся, хотя позже они жалеют об этом, когда узнают, что, в отличие от некоторых учителей рисования, Фредриксон не просто ставит оценку А(отлично) всем, кто появляется на уроке.

У Софи чёрные кудрявые волосы, они опускаются к плечам; она выглядит довольно высокой, хотя я плохо могу определить рост, когда человек сидит. А кто-то вообще может? На ней джинсы и серая рубашка с длинным рукавом и глубоким широким вырезом, открывающая яркий пурпурный топ под ним. Всё совершенно нормально.

Ну, она необычайно худая. Худоба как у балерины. Или, может быть, у неё даже проблемы с едой. Я продолжаю наблюдать за ней, и, при ближайшем рассмотрении, я замечаю, как выступают кости на её запястьях, как остры её ключицы и скулы. Я снова смотрю на её лицо и понимаю, что она выглядит усталой. Нездоровый. Не сильно, но достаточно, что, если бы я рисовала её, я бы обратила внимание надо и отразила на картине.

Могу ли я сказать, что она выглядит как будто её преследуют призраки? Очень заманчиво. Может быть так я выгляжу со стороны?

Она поднимает голову, и я поворачиваюсь обратно вперед.

Все это пугает меня до