Председатель внутри, то он сейчас посмотрит на того, кто хочет войти. Посмотрит и наверняка вызовет охрану.
Ладно, чтобы сделать старому другу сюрприз, можно попробовать действовать иначе. Я отошел к противоположной стене коридора, вскинул излучатель и дал два коротких импульса в электронный замок. Из стены повалил черный дым, блокировка двери теперь не работала. Осталось только справиться с тяжестью створок и раскрыть их.
Я выставил руку вперед, призывая способности. Секундное усилие — и створки скользнули в стороны.
Мне определенно нравились мои новые усилившиеся способности. Жизнь становилась значительно проще.
Сжав пальцами рукоять излучателя, я шагнул в дверной проем.
— Здравствуйте, Петр Николаевич! — с порога громко сказал я.
— Сережа? — поднял на меня глаза Председатель.
Он был на месте. До моего появления явно над чем-то работал, склонившись над терминалом вычислителя.
Обстановка комнаты, как я и предполагал, выглядела вполне домашней. Разобранный диван у стены, куча одежды на стуле рядом с ним, заваленный бумагами стол.
— Да! — я зачем-то ответил на риторический вопрос, направляя оружие на ненавистное лицо.
— Я ждал тебя, — вымученно улыбнулся Председатель. — Знал, что ты заскочишь лично, раз уж Спасский мне «привет» от тебя передал. Ты, проходи! Не стой в дверях!
Я медленно прошел в середину кабинета. Петр Николаевич едва заметно подался вперед, наблюдая за моими действиями.
Убить его? Коротким энергетическим импульсом сжечь этого немолодого уже человека, который причинил мне столько боли и страданий? Проверить, хорошо ли горит его нынешний мятый костюм и криво повязанный галстук?
— Чем я обязан твоему визиту? — все в том же радушном тоне продолжил говорить Председатель.
— Хотел прояснить кое-какие вопросы, — я сжал челюсти, ощущая, как на скулах выступают желваки.
— Ты, я смотрю, каких-то бумаг насобирать успел? — Петр Николаевич кивнул на материалы о Полушке, которые я зажал подмышкой. — На Полушку, что ли, собираешься?
— Не ваше дело! — действуя одной рукой, я согнул бумаги пополам и сунул во внутренний карман куртки.
— Злишься на меня? — развел руками Петр Николаевич.
Я отметил про себя, что он заметно похудел. Скорее даже как-то осунулся.
— Вы правы, — чеканя слова, произнес я. — Я несколько зол.
— Я тебя прекрасно понимаю, Сережа, — участливо кивнул Председатель. — У тебя очень много поводов для того, чтобы ненавидеть меня…
— Назовите мне лучше хоть один повод, чтобы оставить вас в живых! — сказал я, нарочно выделяя слово «вас».
— Знаешь, — Председатель вдруг как-то отчужденно улыбнулся, — я не стану тебе ничего доказывать. Делай то, зачем пришел. Ты же видишь, что происходит. Наше время ушло. Скоро вы будете тут у руля, если Волна не накроет к чертям весь этот долбаный мир. А когда будете рулить — поймете, насколько тяжела эта ноша!
— Может, вы мне и разъясните? Раз уж мы так удачно тут встретились?
Председатель откинулся в кресле и устало потер переносицу:
— Ну, если ты не торопишься…
— Расскажите правду о том, кто я такой! Расскажите, ради чего вы так поступили со мной! С моей мамой! С Пашкой! Чем вас не устроил мой ребенок?
— Ладно, тише-тише! — поднял руки Петр Николаевич. — Начну издалека. Пусть это станет моей исповедью. Знаешь, политика, экономика, прогресс — это все такие грязные вещи! Всем ведь хорошо никогда не бывает. Кто-то постоянно недоволен, бастует, лезет с кулаками. В твой адрес постоянно сыплются скабрезности и насмешки. Но хуже всего — принимать решения. Непопулярные. Такие, в которых гибнет сорок девять человек из ста, но зато выживает пятьдесят один. Ко мне уже давно перестали приходить по ночам их тени. Да и тебя, я смотрю, видения овров больше не мучают.
— Мучают! — перебил его я.
— Ну, значит, скоро пройдет! — не растерялся Председатель. — Ко всему привыкаешь. Даже к такой вот роли палача. Страшно ли это? Наверное, да. Но по-другому нельзя. Не будешь отращивать зубы, не будешь скользким и зубатым — тебя сожрут. Раздерут по кусочкам твою страну, перемелют и переварят культуру. А потом просто сотрут из учебников истории все хорошее, что у твоего народа имелось. Это проделывалось уже сотни раз. Историю пишут победители, поэтому мы никогда не узнаем всех положительных сторон убитых империй. А я считаю, что выкарабкавшаяся из радиоактивного ада ЗЕФ достойна того, чтобы оставить свой след в истории. Знаешь, ты вот укоряешь меня за то, что я так поступил с тобой. Сначала мучил, двигая твои таланты в нужном направлении, потом обманом заставил уничтожить овров, после подстроил твой побег к роботам и пытался через тебя узнать информацию об их новейшем двигателе. Все правильно, эти поступки не делают мне чести. Но я, пожалуй, расскажу немного о том, что предшествовало моей работе в СВ.
Председатель замолчал и задумчиво пожевал губами.
— И? — поторопил его я.
— Значит, все-таки спешишь! — улыбнулся Петр Николаевич. — Хорошо, продолжу. Я родился не на Земле. Моя родина — планета Мирная, система Тау Кита, если брать название по старому звездному каталогу. Я жил на этой провинциальной планетке до того ужасного дня, когда на нашу попытку обрести независимость ЗЕФ ответила высадкой десанта. У нас даже оружия никакого не было! Мы пели песни, орали, кидались камнями, а нас жгли лучеметами, плющили гравистрелами, били… Наших женщин насиловали. Детей, стариков убивали, не щадя никого. Да, мы были дураками. Жили в каком-то другом, нереальном мире, совершенно оторванном от действительности. Вот нам и преподали урок. Выбравшись из той мясорубки, я хорошо усвоил все, что успели показать мне учителя. Я понял главное — чтобы разрушить систему, надо играть по ее законам. Подняться повыше. Встать у руля. И потом изменить порочную власть, превратить ЗЕФ в правильное и доброе государство.
— Это все общие слова! — встрял я. — А поконкретнее? Как вы из провинциала превратились в главу СВ?
— Это как раз было довольно просто. Впрочем, тоже как посмотреть… Для того, чтобы подняться побыстрее, выбиться, выжить, нужна была жертва. В больших делах вообще без жертв не особо получается.
— Что вы имеете в виду под словом «жертва»? — я на самом деле не понимал, что хочет сказать Председатель.
Петр Николаевич зажмурился, покачал головой, затем пригладил седые пряди одиноко топорщившиеся над ушами.
— Я предал своих товарищей, — наконец выдохнул он. — Выторговал себе местечко на Земле и стал карабкаться наверх. Но удивительное дело — чем выше я забирался, тем