на своем пути.

«Настроение было настолько приподнято и направлено против правительства и его агентов, — отмечает далее Нестор Иванович, — что политиканы из Общественного комитета, офицеры из пулеметной команды, за исключением двух любимцев солдатской массы — анархиствующего Шевченка и артиста Богдановича, все попрятались в штабе сербского полка, а милиция, которая за все время своего существования никого еще не арестовывала, разбежалась из Гуляйполя».

К началу лета руководимый Нестором Крестьянский союз принимает поставновление:

«Трудовое крестьянство Гуляйпольского района считает своим неотъемлемым правом провозгласить помещичьи, монастырские и государственные земли общественным достоянием».

И голос гуляйпольских крестьян, отметит в мемуарах батька, был услышан далеко за пределами Екатеринославской губернии: «Начали стекаться в Гуляйполе делегации от крестьянских деревень, не принадлежавших Екатеринославской губернии, на совещание».

А далее события развиваются с невероятной — я бы сказал, революционной, быстротой.

Фабрики — рабочим, земля — крестьянам

«В первых числах июня, — сообщает Нестор Иванович, — анархисты из города Александровска пригласили меня на конференцию по объединению всех александровских анархистов в федерацию. Когда же я возвратился из Александровска, рабочие Гуляйпольского союза металлистов и деревообделочников пригласили меня помочь им поставить союз на ноги и записаться самому в него. А когда я сделал это, они попросили меня руководить предстоящей забастовкой».

И далее:

«Мне пришлось созывать хозяев всех предприятий и предъявлять им требования рабочих в двух пунктах: набавить плату в 80 и 100 процентов».

Получается, уже через несколько месяцев после освобождения из тюрьмы Нестор Иванович становится весьма авторитетным человеком в Гуляйполе. Человеком, к мнению которого прислушивались.

Причем все.

И вот, как действовал Махно:

«Требование рабочих вызвало целую бурю среди хозяев и категорический отказ набавлять плату в таких процентах. Мы им дали один день на размышление. В это время рабочие продолжали свою работу у станков. Через день хозяева пришли к нам в совет профсоюза со своими контрпредложениями в 35—40 процентов. Мы, уполномоченные рабочих, приняли это за наглое оскорбление и предложили им подумать еще один день. Хозяева и некоторые из их уполномоченных, знавшие статуты профсоюзов назубок, да к тому же, социалисты по убеждениям, имевшие за спинами власть из центра, разошлись, уверив нас в том, что с большими, чем намеченные ими проценты, они и завтра не придут к нам. Мы вызвали членов заводских комитетов и представителей от рабочих кустарных мастерских и обсуждали вопрос о подготовке рабочих к одновременному прекращению работы как раз в тот час, когда хозяева завтра придут к нам в совет профсоюза и, не принеся новых предложений, уйдут от нас. Совет профсоюза должен был посадить своего человека на телефонную станцию для немедленной внеочередной связи всех телефонов предприятий с моим телефоном для предупреждения рабочих, чтобы хозяева, не подписав нашего требования, возвратясь из совета профсоюза, были встречены демонстрациями прекративших работу рабочих».

Однако до забастовки дело не дошло: требования гуляпольских рабочих были удовлетворены… полностью.

Правда, перед этим — на встрече с собственниками, Нестор заявил им: «Совет профессионального союза уполномочил меня взять под свое руководство все управляемые вами, граждане, но по праву не принадлежащие вам общественные предприятия».

Понятно, что это был ультиматум.

Но, попробуй, не выполни его. Народ, демонстрируя свою силу, сразу же выйдет на улицу. И как на той первомайской демонстрации будет идти «несколько часов беспрерывными рядами».

В августе гуляйпольский Крестьянский союз реорганизовывается в совет, а затем, когда генерал Корнилов снял с фронта верные ему войска и двинул их на Петербург, в Гуляйполе создается комитет защиты революции, руководить которым поручено Нестору Махно.

И он тут же принимает решение: «Взяться за разоружение всей буржуазии в районе и ликвидацию ее прав на богатства народа — на землю, фабрики, заводы, типографии, помещения театров, колизеев, кинематографов и других видов общественных предприятий. Мы считали, что это единственный и верный путь и для ликвидации движения генерала Корнилова, и для ликвидации прав буржуазии на господство и привилегии над трудовыми массами».

И буквально на следующий день

«рано утром я шел по Соборной площади Гуляйполя. Группы рабочих из заводов и крестьян из сотен под черными и красными знаменами с песнями подходили к улице, ведущей к зданию Совета крестьянских и рабочих депутатов, в котором поместился Комитет защиты революции. Я перебежал через двор училища и еще другой двор и вбежал во двор Совета, чтобы встретить манифестантов. Когда я показался перед манифестантами, раздался громовой крик: «Да здравствует революция! Да здравствует неизменный ее сын, а наш друг товарищ Махно!»

Наконец я упросил манифестантов выслушать меня, и когда воцарилась тишина, я спросил их, в честь чего они бросили работу и пришли к Комитету защиты революции?

— Мы пришли в распоряжение комитета, — последовал ответ, — и мы не последние.

Первыми моими словами к манифестантам были: «Так слушайте же, товарищи; если вы пришли в распоряжение Комитета защиты революции, то предлагаю вам разбиться на группы в десять-пятнадцать человек, с расчетом по пять человек на подводу, и не медлить ни одного часа — облететь весь Гуляйпольский район помещичьих имений, кулацких хуторов и немецких богатых колоний и отобрать у этой буржуазии все огнестрельное оружие, как то: винтовки, централки, дробовые простые ружья, да из холодного — шашки. Ни пальцем, ни словом не оскорблять самой буржуазии»

Итак, оружие у буржуазии отобрано и роздано по рукам революционных крестьян. Отобрание произведено спокойно, без жертв».

Потрясающе!

Это, напомню, был август 1917 года. До так называемой великой октябрьской социалистической революции оставалось два месяца. А в Гуляйполе уже были решены ее главные вопросы — вопросы собственности: рабочие получили фабрики, крестьяне — землю.

Вот как