диссертации^[18]. В 2003 г. вышла в свет коллективная монография под редакцией А. В. Галаховой^[19].

Помимо вопросов общего характера значительное внимание уделяется также характеристике отдельных составов преступлений против правосудия. В первую очередь это относится к ответственности за заранее не обещанное укрывательство и недонесение (которое было наказуемо до принятия УК РФ 1996 г.), ибо они как виды прикосновенности подверглись анализу в трудах об этом институте Общей части уголовного права^[20]. Впоследствии вопросы ответственности за укрывательство подробно исследовались в специально посвященных им монографиях И. А. Бушуева^[21] и М. X. Хабибуллина^[22].

Значительное число работ было посвящено ответственности за ложный донос и ложные показания, что вполне объяснимо — из преступлений против правосудия указанные деяния наиболее часто встречаются в судебной практике. Следует назвать монографии М. X. Хабибуллина^[23], А. Р. Ратинова и Ю. П. Адамова^[24], А. А. Закатова^[25], Л. В. Лобановой^[26], В. А. Блинникова и В. С. Устинова^[27].

Многие нормы об ответственности за преступления против правосудия тесно связаны с уголовно-процессуальными нормами и являются бланкетными, так что для их применения необходимо обращаться к статьям УПК. Поэтому появились работы, которые исследуют в комплексе вопросы права и процесса, связанные с ответственностью за ряд преступлений против правосудия. К их числу следует отнести монографию И. В. Дворянскова^[28].

Можно сказать, что уголовно-правовая наука вступила в новый этап развития, содержанием которого стало появление монографий и диссертаций, посвященных отдельным составам (или группам родственных составов) преступлений против правосудия. Посягательствам на деятельность судей и лиц, производящих расследование, посвящены диссертации К. Н. Харисова^[29] и Л. А. Поповой^[30], ответственности за уклонение от осуществления уголовного преследования — диссертация А. В. Синельникова^[31], за принуждение к даче показаний — работы И. Ю. Буневой^[32], за провокацию взятки либо коммерческого подкупа — А. А. Мастеркова^[33] и С. Н. Радачинского^[34].

Значительное внимание уделяется исследованию вопросов ответственности за неисполнение судебных актов, в том числе за уклонение от отбывания различных видов наказания, особенно лишения свободы. В общем виде эти проблемы исследованы в монографии А. И. Друзина^[35], а частные вопросы, касающиеся лишения свободы, в диссертациях М. Р. Гарафутдинова^[36], М. Тагиева^[37], Т. В. Тепляшина^[38], еще в одной монографии А. И. Друзина^[39] и др.

Появление значительного числа работ по теме свидетельствует о повышении интереса к ней. Однако, как известно, чем глубже ученые исследуют проблему, тем больше возникает неясных вопросов как теоретического, так и практически-прикладного характера, а они вызывают желание усовершенствовать действующее законодательство, тем более, что оно постоянно меняется, о чем свидетельствуют, в частности, изменения, внесенные в нормы гл. 31 УК Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. Этим объясняется стремление авторов настоящей работы внести свой вклад в разработку проблем ответственности за преступления против правосудия. Работа может быть полезна ученым, аспирантам, студентам, практикующим юристам и законодателям.

Глава I Понятие и система преступлений против правосудия

§ 1. Преступления против правосудия. Исторический аспект

Нормы, предусматривающие наказания за общественно опасные деяния, совершаемые в сфере правосудия, содержатся уже в первых памятниках отечественного права. Так, статья 20 Пространной редакции «Русской правды» вполне может рассматриваться в качестве прообраза положения, устанавливающего ответственность за заведомо ложный донос. «А иже свержетъ виру, то гривна кун сметная отроку, а кто и клепал, а тому дата другую гривну; а от виры помечнаго 9 (кун)»^[40]. Комментируя содержание нормы, А. Н. Щапов пишет: «Если обвиняемый свержет виру, т. е. докажет безосновательность обвинения в убийстве, то он не платит виры, но вносит лишь сметную (от слова сметати — отвергать, отметать) гривну кун — плату представителю княжеской власти — отроку — за участие в суде и оправдании... Обвинитель (кто и клепал) в качестве наказания за ложное обвинение также вносит отроку ту же сумму»^[41].

Интерес представляет и статья 38 Краткой редакции Устава князя Ярослава «О церковных судах», где, по сути дела, закреплялся запрет на вмешательство в деятельность последних. «А кто установление мое нарушить, или сынове мои, или внуци мои, или правнуци мои, или от рода моего кто, или от бояр кто, а порушать ряд мои и вступятся, в суды митрополичьи, что есмь дал митрополиту и церкви и пископьям по всем градам по правилам святых отецъ, судивше, казнити по закону»^[42]. Такое же значение имела и ст. 14 Синодальной редакции Устава святого князя Владимира.

Для «Русской правды» и княжеских наказов еще не характерно установление круга злоупотреблений правами представителей судебных органов. В этих нормативных актах нет положений, направленных на защиту правосудия «изнутри». Но подобные нормы обнаруживаются уже в документах, получивших наименование судных грамот. Так, ст. 26 Новгородской судной грамоты, определяющая порядок судопроизводства в суде высшей инстанции, запрещает брать взятки (посулы) и решать дела по дружбе: «А докладчикам от доклада посула не взять, а у доклада не дружить никоею хитростью, по крестному целованию...»^[43] Сходный запрет содержится в ст. 4 Псковской судной грамоты^[44]. Примечательна также ст. 48 последнего документа, устанавливающая ответственность за вымогательство взятки (посула) волостелем, отнявшим у стороны в процессе одежду или коня. В случае обращения в суд с иском волостель отвечал за свои действия как за грабеж^[45].

В судных грамотах более разнообразны и уголовно-правовые средства защиты взятых под охрану еще раньше общественных отношений, в частности, независимости суда. «А истцю на истца наводки не наводить, ни на посадника, ни на тысяцкого, ни на владычна наместника, ни на иных судей или докладщиков. А кто наведет наводку на посадника, на тысяцкого, на владычна наместника, или на иных судей или докладщиков или истец на истца у суда или у доклада или у поля, ино взять великим князем и Великому Новгороду на виновном боярине 50 рублев, а на житьем 20 рублев, а на молодшем 10 рублей за наводку», — читаем в ст. 6 Новгородской судной грамоты^[46]. Д. А. Донское, интерпретируя