глупости, по необходимости или от страха. Эти не выглядели дураками или трусами — чего им его бояться? Да и необходимости в смерти незнакомца у них не было никакой.

Но это, всё же не означало, что его отпустят по добру — по здорову вместе с мечом и щитом. Гаврила сжал пальцы, расслабил ладонь. Тело стало послушным, и он улыбнулся от мысли, что в его пальцах ныне волшебства больше, чем в мече или щите.

— Что улыбаешься?

Гаврила сдёрнул улыбку с губ. Говорить такую правду было приятно.

— Меч-то? Считай, что меч волшебник подарил.

— Волшебник? — улыбнувшись в ответ, переспросил Старшой, поглядывая за спину, словно приглашал товарищей послушать Гаврилу, а те слушали, конечно, да похохатывали.

— Джян-бен-Джян. — подтвердил Гаврила. — Есть такой с той стороны гор.

— Аккореб? — прищурил глаза старшой. Слишком легко незнакомец произнёс это слово. Без уважения и страха.

— Аккореб, — согласился Масленников, услышав в голосе уважение. — Ты же видел, откуда я спустился.

Люди вокруг заговорили, но старшой оборвал гомон взмахом меча.

— Врёшь! Если б ты из Аккореба шёл, то никак не мог Храма миновать…

Гаврила кивнул. Прищуренный взгляд старшого не обещал ничего хорошего, но врать Гаврила не хотел.

— … миновать и уцелеть!

Ожидая насмешки, Масленников осторожно ответил.

— Ну и там я был… Что с того?

И тут вокруг грянул смех. Даже старшой скривился как-то добродушно, правда, с изрядной долей презрения.

— Ты не только дурак, но и лжец!

Гаврила поднялся, и теперь никто не помешал ему сделать это — чего уж храбрым воинам при оружии и в собственном праве бояться лжеца и дурака?

— Почему? — спокойно спросил он отряхиваясь. Кусты вокруг стояли низкорослые, зато вдалеке росло несколько настоящих деревьев, которые в случае чего могли прикрыть от стрел.

— Потому что спрашиваешь, — сказал, как отрезал старшой. — Кто в Храм заходит тому уж, и говорить нечем.

Наверняка тот знал про Храм больше, и это знание было таким, что делало всё то, что говорил Гаврила шуткой.

— Что-то не пойму я, — честно сказал Масленников. — Меч и щит я у волшебника в замке взял и в Храме был. Надо было зайти с тамошним хозяином посоветоваться. Насчёт замка Ко. Так что с того?

Они засмеялись так, что кто-то даже хлопнул его по плечу одобрительно.

— Да ты, брат, веселее скомороха!

Смех перекатывался волнами. Казалось, даже кусты приняли участие в веселье, размахивая ветками. Гаврила смотрел на людей, соображая, что тут такого смешного и только потом понял, что шишига, которую он погубил в Храме, для каждого из них — неодолимый противник. Неодолимый даже в мечтах.

— Ладно, — решил старшой. — Пока поживи. С нами пойдёшь.

— Куда это с вами? Мне, может, в другую сторону.

Старшой нехорошо усмехнулся.

— А У нас тут у всех одна сторона. Для живых. В другую только покойники ходят…

Гаврила пожал плечами.

— Понятно… У меня один вопрос только остался, — спросил он, глядя на меч в его руках. Щит стоял дальше, со всем уважением прислонённый к камню — он был куда удивительней простого меча. Узоры на нём по-прежнему менялись, словно ветер гонял их по мягкой коже. Они жили своей жизнью: переплетались, сходились друг с другом, скручивались в спирали. — Вы добро моё по-хорошему отдадите или как?

На него никто не обиделся. Старшой презрительно бросил отворачиваясь.

— Твоё добро у тебя в штанах. Носи, пока не потерял.

Он протянул меч, с удовольствием глядя, как прокатывается по нему волна света.

— А то что до сих пор по ошибке твоим считалось, так мы это поправили.

Меч влетел в ножны.

— Меч и щит теперь хорошему делу послужат.

Гаврила пошевелил пальцами, кашлянул в кулак.

— Так им и в моих руках не плохо было.

— Трус и лжец — позор оружию.

— Кто трус и лжец? — спокойно переспросил Гаврила. Что-то в его голосе остановило тех, кто посчитал веселье оконченным и пошёл по своим делам. — Вы, конечно, всех своих знаете, но я-то тут причём?

Они поняли оскорбление и заворчали.

— Уж не потому ли вы мне не верите, что жил при Храме до недавнего времени зверёныш, которого тамошние жрецы на всех входящих науськивали? — презрительно спросил Масленников. — Так не бойтесь его больше. Убил я её…

Старшой молчал, не зная, что сказать или сделать. Пришёл черёд ухмыляться Гавриле. Он не хотел, чтоб это выглядело вызывающе, но как получилось — так получилось.

— Или думаете, что то, что вам не по силам, то и никому не в подъём?

Разговор не получался. Та малость, что ещё связывала их, таяла в прохладном воздухе. Гаврила вдруг отчётливо почувствовал запах ещё не пролившейся крови.

— Отдайте мне моё.

— Забери, — сказал старшой, чувствуя, как люди вокруг расступаются, давая ему возможность размахнуться.

Гаврила наклонил голову к плечу, краем глаза пересчитывая врагов. Меньше их было. Не больше десятка.

— Заберу, — сказал Масленников, — только вам решать как…

Старшой не переспросил. Понял, что Гаврила имел в виду. Не желая тратить время на разговоры, он просто ударил, желая убить и закончить затянувшуюся шутку.

Гаврила удара ждал, и успел присесть. Меч пролетел над головой и плечом, срезав несколько веток. Не ожидая, когда враг повторит замах, Масленников ногой ударил того по колену.

Старшой упал, но тут же поднялся, перекатившись через голову.

— Стоит ли так стараться? — прошипел он, потирая ногу. Глаза его постепенно леденели. — Прыгаешь тут… Ногами машешь.

— Конечно, нет, — отозвался Гаврила, обходя его по кругу. — Но уж больно мне убивать вас не хочется. Молодые ещё вам бы жить да жить…

Старшой присел, и чуть расставив руки в стороны, двинулся к Гавриле, отжимая его к камням.

— Прыткий ты, я смотрю. И на язык и на ноги.

— Так жизнь научила…

Они снова пустились в путь, обходя друг друга.

Сперва Гаврила боялся, что кто-то рубанёт его со спины, но эти люди имели понятие о воинской чести, а, скорее всего, просто были уверенны в том, что вожаку ничья помощь не понадобится.

— Что ж ты всё молчишь да молчишь? Рассказал бы что-нибудь… — наконец сказал Гаврила.

Старшой не ответил. Знал он эти разговорчики — губы говорят, а руки нож к делу пристраивают. Сам такой.

— Сказал бы хоть, чьи вы тут такие будете. Вижу ведь, что добрые люди, не разбойники.

Гаврила поскользнулся, и противник прыгнул, чтоб закончить бой, но Масленникову это и нужно было. Улучив момент, он перепрыгнул наклонившегося воина и в два кувырка долетел до щита. Тот, словно простив его или растеряв в тепле зловредное джян-бен-джяновское колдовство, сам прыгнул в руки.

Удар чуть