— Hoch!.. Hoch!.. Hoch!..

Все выпили.

— Эй!.. Еще бутылку!.. — крикнул один из них.

— За всех тех, кто работает для нее не словом, а делом!.. Hoch!

— Hoch!.. Hoch!.. Hoch!..

— И что же: все, о чем вы рассказываете, делается совсем открыто? — спросил я.

Немцы немного замялись.

— М-м-м… — нерешительно промычал отставной офицер. — Видите ли, не надо думать, что все это… явления, так сказать, обычные, повсеместные… В городах, по побережью, вы можете прожить год и не знать ничего об этом, — тут жизнь уже, так сказать, в рамках. А это там, в глуши, где только этим и можно держать их в повиновении…

— Ja, ja… Это подальше… — рассмеялись немцы. — На свободе…

— Вы не поверите, на какие выдумки приходится иногда там пускаться, чтобы образумить этих черных чертей, — захохотал один из культуртрегеров, только что с увлечением выпивший за процветание немецкой Африки и начинавший пьянеть. — Вот недавно… в прошлом году… или в позапрошлом?.. нет, в прошлом… взбунтовались черные, — черт их знает, что им в голову вступило!.. Ну-с, а дело было внутри страны, туда, к Матабелям… Кругом пустыня, глушь страшная. Мы — человек десять нас было всего, белых-то, в караване, носильщики все разбежались, — засели мы в сарай какой-то, так, из прутьев сплетен, какие- то торговцы устроили, сидим… Как те сунутся, так мы сейчас «хлоп», и — кубарем!.. Ну, и они не зевали: обзавелись уж которые ружьями, как же!.. Цивилизация… Ха-ха-ха!.. Ну, мы в них, они в нас — настоящее сражение… Только им-то нас не видно, а они все, как на ладонке: любого выбирай! Однако, одному из наших пробили-таки голову… Сидим день, два, три, провиант у нас начинает подходить к концу, — положение не из забавных… А те так кольцом и охватили, — о выходе и не думай!.. Да был с нами миссионер один — ха-ха-ха!.. Он-то нас и выручил… Да ведь как!.. Мы было уже пробиваться хотели силой, — все одно, умирать, а святой отец и надумай. Стойте, говорит, я улажу дело… Ну, пришла это ночь, луна взошла… Светло, просто, как днем… Вот святой отец сочинил себе балахон из простынь, одну простыню на голову повесил и — на крышу… Влез, стал по самой середине и стоит, и руки поднял, вроде как благословляет. Посмотреть издали, ну, совсем женщина, вроде как с неба спустилась… Белая вся на луне-то… Стоит наш отче и стоит… Вдруг у тех шум поднялся, дальше — больше… Забегали, за суетились, кричат… Что такое? «Белая дама, белая дама!..» — слышим… Ха-ха-ха!.. Увидали, значит… «Белая дама»!.. И — в рассыпную!

Все захохотали.

— За кого же они приняли миссионера? — спросил я.

— А за мадонну… — ответил мой сосед.

— Разве среди них есть христиане?

— Да, конечно… Среди тех, которым приходится часто сталкиваться с белыми, — среди носильщиков, например. Ведь это для них пустое дело… Иные раз по десяти крестятся, — только крестик блестящий им дай. Теперь еще не так, а раньше так все бери, только этих игрушек им дай!.. Ну, а окрестили, крестик дали, больше ничего ему и не надо… Как он молился своим деревяшкам, так и продолжает молиться, разве только имена переменит: один — Христос, другой — св. Иосиф там, третий — мадонна… Да, на чем, бишь, я остановился?.. Да!.. «Белая дама! белая дама!..» И в рассыпную… Думали, значит, сама мадонна к ним на выручку явилась, — миссионеры-то напели им в уши: мы, дескать, с небом свои люди…. Ну-с, они в рассыпную, а мы, значит, в каре и вперед!.. Мадонна наша впереди дует и все благословляет, величественно эдак… Ха-ха-ха!.. А от тех и следа нет. Ну и спаслись… А потом, недели через две, снова к ним в гости нагрянули, целым отрядом, расплачиваться… Ну, тут уж им так пришлось, что…

— Ja, ja… — перебил бывший офицер, обменявшись с товарищами быстрым взглядом. — Без этого нельзя…

— Что же вы с ними сделали? — попробовал я осторожно.

Мой собеседник, поняв предостережение офицера, спохватился.

— Ну… наказали там, кого нашли виновным…

— Как наказали?..

— Да как наказывают?.. Разве все упомнишь? Деревню, кажется, спалили… Повесили двух-трех…

Я понял, что большего не добьюсь от них, и мне стало жутко: что же, значит, в действительности там было?

Я вспомнил обо всем, что приходилось раньше слышать о подвигах этих насадителей железных дорог, кабаков «и даже театров» в пустынях, и снова чувство непобедимого отвращения к этим людям поднялось во мне. Я встал из-за стола.

— Вот вы интересуетесь всем этим… — проговорил мой сосед, тоже вставая. — Пойдемте ко мне, я покажу вам кое-какие вещицы, которые я везу оттуда…

Я овладел собой и согласился, и мы поднялись в комнату немца, всю заставленную багажом.

— Большая часть их, к сожалению, запакована в этих ящиках, так что не достанешь, — сказал он. — Ну, а разная мелочь вот тут…

Он раскрыл громадный, сильно потертый чемодан и начал показывать мне разные диковинки: громадных пестрых бабочек в коробках, необыкновенно нарядную змею в спирту, великолепные рога антилопы, двух безобразных идолов, серебристые, изящные листики какого-то растения, служащие, по его словам, неграм табличками для записей, два дротика, небольшой щит, человеческий череп с дыркой во лбу и затылке.

— Негр? — спросил я, невольно содрогаясь.

— Да… — отвечал он и поспешно прибавил: — Это не я, не я… Я его в лесу нашел… Муравьи-то как обточили, — лучше всякого препаратора…

Он вытащил большую папку.

— Вот здесь несколько фотографий… — проговорил он. — Вот это мой первый дом; видите, с чего я начал? Пришлось потерпеть!.. Вот это — караван уходит внутрь страны: вот я, — похож?.. Вот мы на охоте, каковы?.. Смотрите, сколько набили, хоть лопатой греби там зверя… Вот это опять на охоте; каков экземплярчик-то?.. — спросил он, щелкая ногтем по фотографии, изображавшей трех белых, сидевших на громадном мертвом слоне, и нескольких, вооруженных копьями и ружьями, негров, стоявших вокруг. — Ну, это опять караван… Это их деревня… А вот это… тамошние прелести…

Он как-то мерзко хихикнул и подал мне фотографию. На ней были изображены две совершенно голые молоденькие негритянки в крайне непристойной позе. Одна из них как-то судорожно, неестественно отвернулась в сторону.

— Что это, как странно она держится?.. — невольно спросил я.

— А отворачивается, — стыдно!.. Еще бы, тоже женщиной, вроде человека себя считает!.. Стыдится… Ха-ха-ха!.. Сперва было ломалась — да пригрозили, ну, и того… А вот это другие… Посмотрите… Еще лучше… — проговорил он, смеясь и подавая мне пачку фотографий. — Да куда вы? Что с вами?

Я бросил бывшую в руках у меня карточку и, ничего не отвечая удивленному культуртрегеру, быстро вышел из комнаты.

В курьерском поезде

Теплая,