ЛитВек: бестселлеры недели
Бестселлер - Юлия Ефимова - Остров тринадцати приговоренных - читать в Литвек width=Бестселлер - Сергей Васильевич Лукьяненко - Три дня Индиго... - читать в Литвек width=Бестселлер - Алексей Викторович Иванов - Сердце Пармы - читать в Литвек width=Бестселлер - Татьяна Витальевна Устинова - Судьба по книге перемен - читать в Литвек width=Бестселлер - Сьюзен Хилл - Издательская серия "ТОК" "Вдохновение". Компиляция. Книги 1-22 - читать в Литвек width=Бестселлер - Джессами Хибберд - Синдром самозванца. Как вырваться из ловушки токсичного мышления - читать в Литвек width=Бестселлер - Патрик Кинг - Практический интеллект - читать в Литвек width=Бестселлер - Мелисса Дэвис - Полное руководство по переговорам. Пять шагов для создания долгосрочного партнерства - читать в Литвек width=
Литвек - электронная библиотека >> Геннадий Александрович Беглов >> Современная проза >> Досье на самого себя >> страница 2
толком никто понять не мог.

Отец, например, пояснял так:

— Такова форма их любви. Им хорошо так. Имеем ли мы право осуждать их за это?

Маму это возмущало предельно. Она бегала из комнаты в коридор и обратно в комнату и с каждым воплем бедной женщины вздрагивала, как будто ударяли ее. При этом мама повторяла на разные лады:

— Гнусно! Гнусно! Гнусно!


Детей в доме — не пересчитать. Никто нас не обижал и даже наоборот — мы обижали взрослых.

В номере первом, в самом углу буквы «Г», жила тетя Нюра, старая, некрасивая баба. Жила одна, жила бедно. Часто мыла полы и стирала белье соседям.

Однажды она мыла пол в коридоре, а Ленька прыщавый вбежал с улицы и наследил. Нюра крикнула:

— Шпана! — и махнула его по ногам тряпкой.

Мы собрались на лестнице. Тетя Нюра была объявлена врагом номер один. Тут же, из массы предложений, как-то: подкинуть в комнату дохлую крысу, залепить замочную скважину варом, послать в конверте живых клопов, — было утверждено мое предложение. Мне же поручили его и исполнить.

Вечером того же дня на вопли тети Нюры открылись все шестьдесят дверей. Крайняя кухня не вмещала сбегающихся жильцов.

Тетя Нюра сидела на полу и истошно выкрикивала слова, что пишутся только на русских заборах. На плите стояла кастрюля. Из нее облепленная кислой капустой и луком, пропитанная наваром щей торчала старая парусиновая тапочка.

На это ЧП взрослые отреагировали крайне серьезно. Расследование возглавил отец. (Он вечно что-нибудь в доме возглавлял.)

То, что это сделали мальчики, следствие установило на месте. Но кто конкретно? Начались допросы. Коридор опустел и затих. В комнатах приступили к пыткам. Одних морили голодом (не давали варенья), других истязали кошмарами («Если не скажешь, кто это сделал, все будут думать, что это сделал ты!»), третьих превращали в клятвопреступников («Я не знаю, папочка, ничего! Клянусь!»).

К концу недели следствие зашло в тупик. Среди нас не нашлось предателя, а ведь только на это и рассчитывали взрослые.

Отец, подозревая кого угодно, кроме меня, делился ходом своего мышления:

— Она шлепнула Леньку тряпкой. Ленька заправил ее щи обувью. Типичное детское мщение… Это же алфавит.

Мама: «У Леньки алиби. Он весь вечер просидел в пятьдесят втором. Это подтверждают Никитины. Их Сережа и Ленька играли в лото. Ленька из-за стола не выходил».

Отец: «Значит, все-таки выходил. Для этого надо восемь секунд. Дверь пятьдесят второго напротив кухни. Другого быть не может. Зачем, например, нашему мстить за Леньку? Ты бы стал мстить за другого? (Это уже ко мне.) Ну, что ты молчишь?»

Я смотрю на свои пальцы.

Мама (почуя что-то): «Ну, что ты пристал к нему?»

Отец (ему нужно только, чтобы я ответил: не стал бы…): «Я же тебя спрашиваю… Не стал бы ведь?»

Как я могу так сказать, если это сделал я? Поэтому окончательно ухожу в созерцание конечностей. Мама поняла все. Умная, добрая мама говорит:

— Давайте пить чай. Хватит. Надоело уже все это…

Я был спасен. Если бы отец еще раз задал свой вопрос, я бы сказал правду.


Только на одной комнате кроме номера висела медная пластинка. «Кучак Карл Карлович». «ККК». Прочитав Майн Рида, где на роковой пуле стояли эти же буквы, мы дали хозяину мрачное прозвище «Всадник без головы».

Кучак работал в авиационном институте. Я был у них в комнате много раз — относил деньги, которые мама брала взаймы.

Жена Карла Карловича, пожилая усталая женщина с большими зелеными глазами. А дочка Ванда — моя ровесница и тоже с зелеными глазами, величиной с пятак. Мы учились с ней в одной школе.

Как-то на перемене я натолкнулся на нее. Глаза ее смотрели в никуда.

— Ты что? А? Ванда?

Она перевела взгляд на меня, но продолжала смотреть сквозь, и от этого мне стало жутко.

— Да что ты? Что ты? — забормотал я, осторожно гладя ее холодные пальцы.

— Папу увезли в тюрьму, — вдруг неожиданно сказала она. Сказала буднично, как говорят: «Папа уехал в командировку».

В тот день я пришел домой раньше обычного. В коридоре было тихо, будто никого не было дома. Мама гладила мои рубашки.

— Ты чего рано?

И не дожидаясь ответа:

— Иди мойся и садись ешь. Бегает целыми днями… Вон какой худущий стал…

— А за что Карла Карловича арестовали?

Мама грохнула утюг на подставку и вышла из комнаты. Она не хотела об этом говорить. Почему?

А вечером, когда мы все сидели за столом и пили чай, на мой вопрос:

— А нас не посадят в тюрьму? Деньги-то мы у них занимали… — папа промолчал, а мама стукнула ладонью по столу, чего никогда с ней не бывало:

— Ты перестанешь болтать ерунду?! Допивай и спать!

Взрослые что-то скрывали.

ЛИСТ ВТОРОЙ

Теперь об отце.

Я не любил его. Ничем не выражая этого, тем более, не говоря об этом никому, даже маме, я не мог избавиться от ощущения, что вместе с нами постоянно жил чужой человек.

А мать его любила. Это была первая и единственная ее любовь.

Познакомило их в двадцать четвертом наводнение…

Мутная, холодная волна, бегущая от Тучкова моста, вдоль набережной, подхватила девчонку, долго кружила и била ее о стены домов, а потом вышибла ставню окна и бросила вниз, в подвал. Это был склад, где хранилась соль. Соль не в мешках, а так — навалом.

Через несколько секунд подвал заполняется разведенной солью. Девчонка барахтается в этой жиже, хватаясь за скобы, вбитые в потолок. Горят ожогом ссадины. Закричала впервые. С криком хлебнула воды — вырвало. Вода прижимает к потолку… Дальше ничего не помнит девчонка.

Во дворе склада казарма. В казарме — люди, среди них он…

Он первым услышал крик, первым бросился к складу, а когда ломами вспороли двери, принял из соленого потока безжизненное тело…

Потом было, как в старинных романах: очнулась, увидела его, поняла, что не принадлежит более себе, а через месяц, катаясь на катке Таврического сада, куда пригласил ее спаситель, сказала ему, что любит…

Спасителя описать не сложно. Шикарные американские «бегаши», в никеле ножей прыгают отраженные фонарики катка. На ножах — длинные крепкие ноги в черных рейтузах. Мягкий свитер с орнаментом на тему русских сказок. Крупная голова, обритая наголо и ничем не прикрытая. В руках без перчаток зажаты хрустящие на морозе чехлы коньков.

В первый же вечер, хохоча, он успевает рассказать о себе все.

Не узнала мама лишь одного…

Четырнадцатый год. Ночь. Залитый водою окоп. В окопе молодой гранатометчик Александр Костров наворачивает обмотки на