«Какого черта?»
— Лео! — закричала я, но мои слова унесло ветром.
Было холодно, болело горло, и я не знала, что делать. Интуиция подсказывала мне бежать от машины, но любовь оказалась сильней. Любовь была глупа, притянув меня к машине, словно мотылька к пламени. Ха, пламя, теперь уже скорее настоящий костер, подействовало на меня удивительно успокаивающе, вырвав своим теплом из замороженного состояния. Что-то в этом огне вернуло меня к реальности. Я огляделась по сторонам и никого не увидела. Никто не хотел рисковать и подходить слишком близко, на случай, если вдруг машина взорвется, и не могу сказать, что я их за это винила. Но, что касается меня... Им пришлось бы оттаскивать меня силой, потому что я скорее бы сгорела, чем оставила Лео умирать.
Я внимательно осмотрела машину; дыхание клокотало у меня в груди, но я изо всех сил старалась сохранять спокойствие. Мне нужно его спасти. В одном мне повезло — на пассажирской стороне автомобиля огонь бушевал гораздо сильнее. Я увидела, как языки пламени лижут руку Лео, но его лицо и тело были пока вне их досягаемости.
Я шагнула в ледяную воду и пробралась к водительской стороне автомобиля. Машина стояла под углом и частично погрузилась в реку, линия воды почти доходила до открытого окна Лео. Дверь водителя была придавлена большим валуном, открыть ее не представлялось никакой возможности.
Мне придется вытаскивать его через открытое окно. Я легла на валун и судорожно вдохнула воздух, когда сквозь одежду просочилась ледяная вода. Сунув руки в окно машины, я поняла, что мне необходимо забраться в окно и перелезть через Лео, чтобы расстегнуть его ремень безопасности. Это означало, что я должна запустить руку в пламя. От раскаленной боли, обжегшей мне все нервные окончания, в том числе и такие о существовании которых я и не подозревала, я закричала. Она жгла так нещадно, что я чуть не задохнулась, но не могла отступить, не вытащив Лео.
Просунув голову в окно машины, я тут же закашлялась от сильной боли и дыма. Я не могла взглянуть на Лео вблизи, не сейчас. Вдруг он умер... Нет. Я даже думать об этом не хотела.
Действуя на адреналине и надышавшись угарным газом, я уже была в паре секунд от полной отключки, как вдруг кто-то схватил меня за лодыжку и потянул назад.
— Кэсси! — заорал Дэймон. — Вылезай!
Я со всей силы ударила мужа моей матери ногой в лицо и возобновила спасательную операцию.
«Пожалуйста, не умирай»
Не вынимая руку из огня, я расстегнула удерживающий Лео ремень безопасности и схватила его под мышки.
«Не смей умирать, не здесь, не так»
Каким-то образом мне удалось достать из горящей машины девяностокилограммового полузащитника и оттащить от места аварии, обдав его ожоги ледяной водой. Впервые радуясь скользкому льду, который помог мне волочить безжизненное тело Лео, я добралась до скалистого берега как раз вовремя, чтобы успеть заслонить руками лицо. Что-то взорвалось — по всей вероятности, топливный бак — и в реку посыпались куски горящего металла.
Насквозь промокшая и на грани переохлаждения, я затащила Лео к себе на колени и осмотрела его раны. У него было сильно обожжено левое предплечье и часть шеи, но лицо пламя не задело. Я легонько ударила его по щеке, мои пальцы показались мне онемевшими кусками мяса.
— Эй, — сперва тихо прохрипела я, а затем закричала громче и настойчивее. — Эй!
Он не очнулся. На мост приехала скорая, потом еще одна. Дэймон вернулся, его лицо казалось пепельным, ярко-голубые глаза налились кровью, от левой ноздри к губам тянулась красная полоса. Моя работа.
— Мне не нужна скорая, — сказала я ему, когда врачи скорой помощи оторвали от Лео мои пальцы и подняли его на носилки.
Дэймон сказал мне что-то неразборчивое, что-то вроде «там», указав на другую сторону насыпи, где забирала носилки вторая команда врачей. И только тогда до меня дошло. Когда я, наконец, разобрала его слова, мое зрение сузилось до размеров двух точек, и я не видела ничего, кроме ярко-голубых глаз моего отчима и огня. Он не говорил «там».
Он говорил «мама».
В машине была моя мать. На пассажирском сиденье. В огне. В школе была вечеринка по случаю выхода в финал нашей футбольной команды. Моя мама присутствовала там, поскольку ее муж — мой отчим — после работы и по выходным помогал тренировать команду. Я решила, что Лео, видимо, подвозил ее домой. От школы до нашего дома было меньше мили. Но каким-то образом, вместо этого менее чем за милю, они съехали с моста.
Я с ужасом смотрела, как врачи скорой проносят мимо меня мою мать. Она казалась мертвой. Ее губы были синими, половина лица расплавилась, словно оставленный на солнце восковой карандаш, и над ее неподвижным телом орали друг на друга медики. Одна её нога свесилась с носилок под неестественным прямым углом, а изо рта и носа, образуя притоки на ее сожженной плоти, мутными реками текла кровь.
Мне что-то говорили люди. Я догадалась, что они спрашивают, на какой скорой я хочу ехать. Словно в замедленной съемке, я поочерёдно смотрела на два ярко-красных автомобиля с мигалками. Два человека, которых я любила больше всего на свете.
Я открыла рот, чтобы заговорить. И тут же закрыла. Я больше ничего не слышала. Вокруг воцарилось отрывистое шипение, сплошной шум дождя, барабанившего о камни, на которых я балансировала. Внезапно у меня подогнулись ноги, и мир накренился. С громким стуком я ударилась затылком об острый камень, а потом ничего.
***
Позже, в стерильной белизне больничного коридора, слух снова ко мне вернулся. Две примыкающие друг к другу палаты, в которых бригады врачей трудились над двумя моими самыми дорогими на свете людьми.
Я начала слышать то, что мне совсем не хотелось слышать.
Моя мать в коме.
Она почти наверняка умрет.
Мой парень очнулся.
У него ожог руки и сотрясение мозга.
Мой парень вытянул руки; его запястья в одночасье пристегнули наручниками к койке, на которой он сидел.
Лео. Мальчик, за которого я собиралась выйти замуж.
Это он во всем виноват.
Надев на Лео наручники, коп сместился в сторону, и Лео заметил в коридоре меня.
— Прости, — беззвучно, одними губами, произнес он.
Его глаза были красными и стеклянными. Я взглянула на свою перевязанную