меняется

За десятую долю секунды -

А порою

На это уходит

Семьдесят лет.

You Tell Me What it Means

Дорогому читателю

Перед тем, как прийти сюда

Этим вечером,

Чтобы писать стихи,

Сидел я внизу

С женой.

По телевизору

Начинался

Документальный фильм.

Закадровый голос вещал:

«Создав свой первый роман,

Кен Кизи

Ничего не писал

Целых двадцать пять лет».

Потом на экране

Возник и сам мистер Кизи.

Он сказал: «Я хотел жить,

А не только писать о жизни».

Тогда я ушел наверх,

К своей электрической

Пишущей машинке.

Сел.

Заправил в машинку

Лист бумаги

И задумался.

Как там сказал мистер Кизи?

«Я хотел жить,

А не только писать о жизни».

Нет, конечно же,

Право выбора

Есть у каждого,

Но лично я предпочел бы делать

И то, и другое сразу -

И жить,

И писать.

Потому что, по-моему, жить и писать -

Понятия неразделимые.

Dear Reader

Немного птичьего пения

Влево взглянуть – и вот они, машины в ночи,

Что мчатся вдаль по шоссе – мимо и мимо.

Машины не остановятся никогда,

В беспрерывности их потока

Есть что-то волшебное.

А вот и птица ночная – незримая,

Скрытая между ветвей ближайшего дерева,

Она поет для меня одного.

Птица не спит. Я тоже не сплю.

Говорила когда-то мне мать-бедняжка:

«Ну, ты и сова, Генри!»

И верно – бедняжка, она не могла и помыслить,

Что мне предстоит досидеть до закрытия трех тысяч баров,

До крика:

«Последний заказ!»

Теперь я пью в одиночестве – у себя, на втором этаже,

Гляжу на огни фар в темноте шоссе,

Слушаю птиц ночных сумасшедшие трели.

После полуночи мне везет. Тогда начинают

Со мной говорить боги.

Не то чтоб они говорили помногу -

Но и немногих их слов хватает,

Чтоб снять напряженье прошедшего дня.

Письма сегодня были кошмарны – десятки, десятки,

По большей части в них содержалась фраза:

«Я знаю, вы мне не ответите, но…»

И авторы правы. Мне б хоть себе самому

Ответить на эти вопросы -

Ведь я проходил когда-то и прохожу до сих пор

Сквозь все,

О чем они так ропщут.

От боли жизни есть лишь одно лекарство,

Но я не знаю какое.

Вот и замолкла песня ночной птицы.

Но у меня еще есть огоньки

Фар на шоссе -

И руки,

Вот эти мои руки,

Коим передаются мысли

Из головы безумной.

Блаженством

Дружбы незримой

Пропитаны стены,

Чудесная, тихая ночь

И довольно плохие стихи,

Что написал я об этом.

Not Much Singing

Тени ночные

Завоеваны земли вражьи,

Кровь жертвенных агнцев алтари обагрила.

Готовы на землю пасть тени ночные.

История чешет хребет о пожелтевшие стены,

Банкиры спешат подсчитать свои барыши,

Девушки красят алым голодные рты,

Псы засыпают некрепким, тревожным сном,

Океаны вбирают в себя людскую отраву,

Рай приглашает ад на танец в прихожей,

И все начинается снова.

Мы жарим яблоки,

Покупаем машины,

Стрижем газоны,

Платим налоги,

Клеим обои,

Ногти себе подстригаем,

Слушаем пенье сверчков,

Шары надуваем,

Пьем апельсиновый сок,

Забываем о прошлом,

Мажем на хлеб горчицу,

Снимаем очки темные,

Глотаем таблетки,

Мерим температуру,

Натягиваем перчатки…

Кто-то звонит в дверь.

Спит в раковине жемчужина.

Начинается дождь,

И готовы на землю пасть тени ночные.

The Shadows

Затишье перед контратакой

Чертовски хреново,

Когда заплетаются ноги,

А мозг

Смертельно устал.

Время заказывать камень могильный,

Точно, малыш?

А может, пошлешь всех подальше

И проскрипишь

Годков так еще двадцать?

(Успеешь знакомство свести

С новой оравой критиков.)

Но, думаю, я по-любому

Прежде всего окунусь ночью

В джакузи, залитую лунным светом.

Жестокая драка была и, полагаю,

Дело того стоило.

Так что теперь я оттащу свое пузо

Вниз по ступенькам,

Во двор,

И в бурлящую воду.

Война далеко еще не закончена,

Милый друг,

Возможно, я просто разогреваюсь

Для главной битвы -

С тобой и с собою, с жизнью,

С самою смертью.

Давным-давно я сказал тебе прямо:

Я навсегда останусь с тобою,

Чтоб в прах разбивать сладчайшие грезы твои!

А теперь я сижу в пузырьками покрытой воде,

И где-то внутри,

Зарождаясь,

Кружатся строчки

Новых стихов…

A Pause Before the Counter Attack

Вообразите

Я запер мир за крепкой решеткой -

Подальше.

Я – старый орел, что дымит

Дорогой итальянской сигарой.

Вы только подумайте -

Старый орел дымит

Дорогой итальянской сигарой!

Быть живым

Снова стало

Весьма приятно.

Вы думали все,

Да и сам я думал

Довольно долго,

Что мне никогда

Это уже не удастся!

Picture This

Девять плохих парней

Главным бэттером

Будет Селин.

Будет

Бить вторым

Шостакович,

Третьим будет бить

Достоевский.

Из Бетховена точно выйдет

Отличный бэттер!

Джефферс – наш бэттер

Пятый,

Драйзер -

Сойдет за шестого,

Седьмой бэттер -

Ну, пусть им будет Боккаччо,

Восьмой у нас -

Кэтчер.

Хемингуэй.

А кто же питчер?

Блин,

Дайте мне

Гребаный мяч!

9 Bad Boys

Еще день

Ртутное солнце дней моих юных

Давно закатилось.

Чокнутые девицы гуляют с другими -

Пока я машину свою подвожу к автомойке

И гляжу, как мальчишки ее

Доводят до блеска хрустального.

Я стою, наблюдаю за ними

И остро осознаю -

Слишком много времени, точно вода,

Утекло сквозь пальцы,

Слишком много лет прошло без следа -

И осталось мне так немного.

Я к машине своей плетусь,

Доллар даю парнишке на чай,

Забираюсь в машину.

Ртутное солнце дней моих юных

Давно закатилось.

Я прочь уезжаю.

Свернуть налево,

Потом – направо…

Мне надо куда-то ехать.

Руки мои – на руле,

Нервно кошу в зеркальце заднего вида.

Я ныне – старая жертва

Для молодых охотников.

Красный свет. Торможу.

Прекрасный нынче денек

Для молодых и сильных,

А я в этом мире живу

Так долго,

Немыслимо долго…

А потом загорается свет зеленый,

И я

Продолжаю свой путь.

One More Day