выпрямившись во весь рост и воздев руки к небу, произнесла голосом, чистым, как колокольный звон:
– Сестры мои Жанна, Оппортюна и Симона и брат мой Робен-садовник, пойдемте, ибо час близится. Душа этого святого отца держит меня за руку, и она поведет меня. Вот почему надо вам следовать за мной. И мы скажем тем, кто ведет жестокую войну: «Обнимитесь! И если вы хотите пустить в ход ваше оружие, возложите на себя крест и идите все вместе сражаться с сарацинами». Пойдемте, сестры мои и брат мой!
Жанна Шатенье подняла с земли древко стрелы, переломила его пополам и возложила на грудь брата Жоконда.
Затем святые девушки и с ними садовник последовали за Гильометтой Дионис, а та вела их по улицам, площадям и переулкам так, как если бы глаза ее видели свет божий. Они дошли до крепостного вала и по лестнице одной из башен, на которой не было охраны, поднялись на стену. В этом месте ее не успели прикрыть деревянным парапетом. Поэтому они шли на виду у всех, направляясь к воротам Сент-Оноре, окутанным пылью и дымом. Именно здесь воины маршала де Рэ штурмовали Париж. Их стрелы градом сыпались на стены. Они забрасывали фашинами большой ров, полный воды. И дева Жанна, стоя на двухскатной насыпи между большим и малым рвами, кричала: «Сдавайтесь королю Франции!» Испуганные англичане уже покинули стены, оставив там своих убитых и раневых.
Первой шла Гильометта Дионис, высоко подняв голову и вытянув левую руку вперед. Правою она набожно крестилась. Симона Лабардин следовала за ней. Затем шля Жанна Шатенье и Оппортюна Жадуэн; Робен-садовник замыкал шествие. Все тело его подергивалось, а на руках видны были стигматы. Они пели хвалу господу. И Гильометта, поворачиваясь то в сторону города, то в сторону полей, говорила: «Обнимите друг друга. Живите в мире. Перекуйте мечи в орала».
Едва отзвучали эти слова, как со стены, по которой проходил отряд горожан, и с насыпи, где толпились наемные солдаты арманьяков, в нее полетели брань и стрелы.
– Потаскуха!
– Изменница! Колдунья!
А она все призывала обе стороны установить царство Христа на земле и жить в мире и согласии, пока стрела не поразила ее в грудь; она зашаталась и упала навзничь.
При виде этого и арманьяки и бургундцы расхохотались.
Прикрыв ноги платьем, она больше не сделала ни одного движения и отдала богу душу, шепча имя Христово. Глаза ее остались открытыми, и в них был отблеск опала.
Через несколько минут после смерти Гильометты Дионис толпы жителей Парижа вернулись на стены и стали упорно защищать свой город. Дева Жанна была ранена в ногу стрелой из арбалета, а воины мессира Карла Валуа отошли к аббатству Сен-Дени. Что сталось с Жанной Шатенье и Оппортюной Жадуэн – никто не знает. О них нет никаких известий. Симона Лабардин и Робен-садовник были схвачены в тот же день горожанами, охранявшими стены, и преданы суду официала. Церковь признала Симону еретичкой и для спасения ее и раскаяния в грехах посадила ее на хлеб скорби и на воду сердечного сокрушения. Робен, обвиненный в колдовстве, продолжал упорствовать в своих заблуждениях и был заживо сожжен на Соборной площади.