как измеритель коэффициента Тьюринга показывал с каждым разом все увеличивающееся число, как появился спекулянт и отсчитал деньги, как ИскИн исчез в свинцовом ящике… Где-то в середине рассказа сиделка позвонила и поговорила с кем-то, тщательно подбирая слова.
Как ни старался персонал больницы избежать этого, но дверь, за которой дожидался ни о чем не подозревающий отец Ратер, распахнулась в самый неподходящий момент. Исаак повернулся, чтобы встретить взгляд дочери, и в этот миг полицейские окружили его и надели наручники. Один раз он выкрикнул ее имя, и дверь со стуком захлопнулась.
Даже не было времени отвести взгляд…
С балкона высоко расположенного гостиничного номера Ратер вглядывалась в происходящее. Внизу расстилался Нью-Чикаго, прямые трассы сообщения связывали между собой десять миллионов жителей города. С высоты балкона фигурки людей были едва различимы, но Ратер внутренне содрогнулась от такого немыслимого количества народа, которое она могла охватить одним взглядом. Она выросла в малолюдных мирах иноземных торговых путей, где несколько десятков человек, собравшихся вместе, уже были толпой, а несколько сотен — из ряда вон выходящим событием. Но здесь она видела многие тысячи людей разом, а в пределах поля зрения оказывались сеть дорог и жилища для миллионов! Ратер судорожно вцепилась в перила, ошарашенная громадностью всего этого. Открывающийся вид словно поглощал ее, заставлял остро чувствовать одиночество. Ратер ощущала себя столь же потерянной, как в первые жуткие часы после предательства отца. За спиной открылась дверь, и плечи девушки обвила теплая рука. Ратер прижалась к твердому телу и лишь потом обернулась, упиваясь его новым обликом и совсем забыв про головокружительный городской пейзаж. Свободная широкая накидка скрывала изрядное количество конечностей — тонких, но цепких нитей, — которые вынырнули, чтобы коснуться шеи Ратер и проникнуть под ее легкую одежду. Пах был украшен витиеватым вычурным украшением, модным в прошлом сезоне на отдаленной орбите. Когда он шевелил руками и ногами, мускулы бугрились и сияли так, словно там обосновалась неведомая светящаяся морская живность. Но лучше всего была кожа существа. На ощупь гладкая и прочная, словно обветренный камень, и при движении создавалось ощущение, что древняя и мудрая статуя пробудилась к жизни. Однако же температура его тела была на пять градусов выше человеческой: Ратер не любила холода. Это тело стоило немало и оказалось гораздо лучше того, которым его снабдил НПЦАП1 на первые несколько дней жизни в качестве человека. Результатом широко муссируемых подробностей его похищения и освобождения явилась безвозмездная юридическая помощь. Исааку, по настоятельной просьбе дочери, смягчили обвинение в преступном сговоре с намерением совершения убийства. Теперь существо владело половиной звездолета Исаака, а другая же половина принадлежала Ратер. Это тоже их связывало, впрочем, как и все остальное. Возможно, годы спустя, когда отец Ратер отсидит положенный срок в тюрьме и пройдет терапию, в семье восстановится мир. Они опять заговорили об имени, возобновляя растянувшуюся на несколько последних дней дискуссию. — Что, звать меня Любимым тебе уже приелось? — спросил он. Ратер рассмеялась и покачала головой так незаметно, что возлюбленный-человек просто не уловил бы этого. — Нет, конечно. Но газетчики все время спрашивают. Словно ты собака, которую я нашла и приютила. Присвистнув, он взъерошил ей волосы игривым движением нескольких нитей. Черные волоски смешались с белокурыми прядями Ратер — цветом вышло очень похоже на седеющие локоны почтенной матроны. — Терпеть не могу этот город, — сказал он. — Уж очень много людей здесь сорят словами и деньгами, воруя мысли друг друга. Никаких четких причинно-следственных связей, совсем невозможно предвидеть реакцию. Слишком многомерно для любви. Соглашаясь, Ратер кивнула — опять-таки, едва уловимо. — Давай улетим отсюда, раз все формальности позади. Вернемся туда, где… — Она прищурилась и неопределенно прервала начатую фразу, словно предлагая ему довершить ее.
— …Вернемся туда, где мы сотворили друг друга. С непривычного расстояния, отныне разделявшего их тела, он почувствовал, как от его слов по коже Ратер пробежали мурашки. Он страстно желал былой близости с ней. А Ратер, как ни странно, чувствовала себя на удивление далекой от него даже в его объятиях. Любимый все еще не освоился с тем, что отныне у него собственная кожа, руки и отчетливо слышимый голос. Ему очень не хватало тесной связи разделенной плоти и чувств. Отчаянно не нравилось надолго оставаться без Ратер, пусть даже просто в соседней комнате, но все же подчас он обращался к мраку, чтобы поразмыслить. К бесконечной черной пустоте, являвшейся ему, стоило только отключить чувства. Словно он вновь становился звездолетом, былинкой, затерявшейся в необъятных просторах космоса. Но даже там Любимый ужасно скучал по Ратер. Пожалуй, в нем было что-то от собаки. Он прижался к ней, чтобы почувствовать ее успокаивающее тепло и телесность, нити вытянулись, чтобы ощутить трепет рук, биение сердца, движения ее глаз.
Микрометр — единица длины, равная одной миллионной доле метра; то же, что микрон. (обратно)
Тахионы (от греч. tachys — быстрый) — гипотетические частицы, всегда движущиеся со скоростью, превышающей скорость света в вакууме. (обратно)
С балкона высоко расположенного гостиничного номера Ратер вглядывалась в происходящее. Внизу расстилался Нью-Чикаго, прямые трассы сообщения связывали между собой десять миллионов жителей города. С высоты балкона фигурки людей были едва различимы, но Ратер внутренне содрогнулась от такого немыслимого количества народа, которое она могла охватить одним взглядом. Она выросла в малолюдных мирах иноземных торговых путей, где несколько десятков человек, собравшихся вместе, уже были толпой, а несколько сотен — из ряда вон выходящим событием. Но здесь она видела многие тысячи людей разом, а в пределах поля зрения оказывались сеть дорог и жилища для миллионов! Ратер судорожно вцепилась в перила, ошарашенная громадностью всего этого. Открывающийся вид словно поглощал ее, заставлял остро чувствовать одиночество. Ратер ощущала себя столь же потерянной, как в первые жуткие часы после предательства отца. За спиной открылась дверь, и плечи девушки обвила теплая рука. Ратер прижалась к твердому телу и лишь потом обернулась, упиваясь его новым обликом и совсем забыв про головокружительный городской пейзаж. Свободная широкая накидка скрывала изрядное количество конечностей — тонких, но цепких нитей, — которые вынырнули, чтобы коснуться шеи Ратер и проникнуть под ее легкую одежду. Пах был украшен витиеватым вычурным украшением, модным в прошлом сезоне на отдаленной орбите. Когда он шевелил руками и ногами, мускулы бугрились и сияли так, словно там обосновалась неведомая светящаяся морская живность. Но лучше всего была кожа существа. На ощупь гладкая и прочная, словно обветренный камень, и при движении создавалось ощущение, что древняя и мудрая статуя пробудилась к жизни. Однако же температура его тела была на пять градусов выше человеческой: Ратер не любила холода. Это тело стоило немало и оказалось гораздо лучше того, которым его снабдил НПЦАП1 на первые несколько дней жизни в качестве человека. Результатом широко муссируемых подробностей его похищения и освобождения явилась безвозмездная юридическая помощь. Исааку, по настоятельной просьбе дочери, смягчили обвинение в преступном сговоре с намерением совершения убийства. Теперь существо владело половиной звездолета Исаака, а другая же половина принадлежала Ратер. Это тоже их связывало, впрочем, как и все остальное. Возможно, годы спустя, когда отец Ратер отсидит положенный срок в тюрьме и пройдет терапию, в семье восстановится мир. Они опять заговорили об имени, возобновляя растянувшуюся на несколько последних дней дискуссию. — Что, звать меня Любимым тебе уже приелось? — спросил он. Ратер рассмеялась и покачала головой так незаметно, что возлюбленный-человек просто не уловил бы этого. — Нет, конечно. Но газетчики все время спрашивают. Словно ты собака, которую я нашла и приютила. Присвистнув, он взъерошил ей волосы игривым движением нескольких нитей. Черные волоски смешались с белокурыми прядями Ратер — цветом вышло очень похоже на седеющие локоны почтенной матроны. — Терпеть не могу этот город, — сказал он. — Уж очень много людей здесь сорят словами и деньгами, воруя мысли друг друга. Никаких четких причинно-следственных связей, совсем невозможно предвидеть реакцию. Слишком многомерно для любви. Соглашаясь, Ратер кивнула — опять-таки, едва уловимо. — Давай улетим отсюда, раз все формальности позади. Вернемся туда, где… — Она прищурилась и неопределенно прервала начатую фразу, словно предлагая ему довершить ее.
— …Вернемся туда, где мы сотворили друг друга. С непривычного расстояния, отныне разделявшего их тела, он почувствовал, как от его слов по коже Ратер пробежали мурашки. Он страстно желал былой близости с ней. А Ратер, как ни странно, чувствовала себя на удивление далекой от него даже в его объятиях. Любимый все еще не освоился с тем, что отныне у него собственная кожа, руки и отчетливо слышимый голос. Ему очень не хватало тесной связи разделенной плоти и чувств. Отчаянно не нравилось надолго оставаться без Ратер, пусть даже просто в соседней комнате, но все же подчас он обращался к мраку, чтобы поразмыслить. К бесконечной черной пустоте, являвшейся ему, стоило только отключить чувства. Словно он вновь становился звездолетом, былинкой, затерявшейся в необъятных просторах космоса. Но даже там Любимый ужасно скучал по Ратер. Пожалуй, в нем было что-то от собаки. Он прижался к ней, чтобы почувствовать ее успокаивающее тепло и телесность, нити вытянулись, чтобы ощутить трепет рук, биение сердца, движения ее глаз.
Примечания
1
"The Movements of Her Eyes" copyright © 2000 by Scott Westerfeld (обратно)2
Микрометр — единица длины, равная одной миллионной доле метра; то же, что микрон. (обратно)
3
По пути (фр.). (обратно)4
Коэффициент Тьюринга — коэффициент в эмпирическом тесте Алана Тьюринга (1912–1954) на определение разумности машины. (обратно)5
Тахионы (от греч. tachys — быстрый) — гипотетические частицы, всегда движущиеся со скоростью, превышающей скорость света в вакууме. (обратно)