следования и стал полноправным владельцем старого особняка на Эйлзбери-Роуд.

Это последнее шокировало больше остального, и из нас троих, знавших о нем, только я до сих пор жив. Доктор Спрог скончался ровно через месяц, день в день, а ведь тогда он бросил всего лишь один-единственный взгляд и сказал:

— Хороните его сейчас же!

Так мы и сделали, поскольку изменения в теле Амоса Туттла были немыслимо отвратительны и особенно кошмарны оттого, что они собою представляли. Ибо тело не подверглось никакому видимому тлению, а постепенно видоизменилось совершенно иначе — сначала оно покрылось какими-то зловещими переливами, потом потемнело и стало цвета эбенового дерева, а кожа на отекших руках и лице трупа проросла мельчайшими чешуйками. Подобным же образом менялась и форма его головы: казалось, череп удлиняется и принимает некое любопытное сходство с рыбьим. Все это сопровождалось слабым выделением вязкого запаха рыбы из открытого гроба. И то, что эти- изменения не были чистой игрой нашего воображения, поразительным образом подтвердилось, когда с течением времени тело было обнаружено в том месте, куда доставил его злобный посмертный обитатель. И там это тело, поддавшееся, наконец, совсем иному разложению, вместе со мной увидели и другие — увидели ужасные перемены, которые много о чем могли бы поведать им, благословенно не ведавшим о происходившем прежде. Но в те часы, когда Амос Туттл еще лежал в своем старом доме, у нас не возникло ни малейшего подозрения относительно того, чему суждено было произойти. Мы лишь поспешно закрыли гроб и еще поспешнее отвезли его в оплетенный плющом семейный склеп Туттлов на Аркхэмском кладбище.

Пол Туттл в то время уже приближался к пятидесяти годам, но, как и многие мужчины его поколения, лицо и фигуру имел как у двадцатилетнего юноши. Его возраст выдавали лишь легкие мазки седины на усах и висках. Это был высокий темноволосый человек, слегка полноватый, с честными голубыми глазами, которым годы ученых занятий не навязали необходимости очков. Он явно не был новичком в юриспруденции, поскольку быстро поставил меня в известность, что если я, как исполнитель воли его дядюшки, не буду расположен оставить без внимания тот пункт в его завещании, где говорится об уничтожении дома на Эйлзбери-Роуд, то он сможет опротестовать документ в суде на вполне оправданном основании, что Амос Туттл был психически ненормален. Я указал ему, что в таком случае ему пришлось бы выступать против нас с доктором Спрогом, но в то же самое время я отдавал себе отчет, что сама нелепость требования могла столь же хорошо сыграть и против нас; помимо этого, и сам я расценивал данный пункт завещания как до удивления вздорный в том, что касалось уничтожения здания, и не готов был оспаривать предполагаемый протест по столь незначительному поводу. Однако если бы я мог предвидеть, если бы я мог хотя бы помыслить об ужасе, который вслед за этим наступит, я выполнил бы последнюю волю Амоса Туттла вне всякой зависимости от каких бы то ни было решений суда. Тем не менее, ответственность за это упущение лежала не на мне одном.

Мы с Туттлом отправились к судье Уилтону и изложили ему суть дела. Он согласился с нами, что уничтожение дома представляется бессмысленным, и неоднократно намекнул на свое согласие с уверенностью Пола Туттла в том, что его покойный дядюшка был сумасшедшим.

— Старик был тронутым, сколько я его помню, — сухо сказал судья. — Что же касается вас, Хаддон, то можете ли вы встать перед судом и поклясться, что он был абсолютно нормален?

Несколько тягостно вспомнив о краже «Некрономикона» из Мискатоникского Университета, я вынужден был признать, что сделать этого не могу.

Так Пол Туттл вступил во владение особняком на Эйлзбери-Роуд, а я вернулся к своей юридической практике в Бостоне, не то чтобы разочарованный тем, как все вышло, но, однако, и не без какой-то затаенной тревоги, источника которой я не мог определить, не без незаметно подкравшегося ощущения надвигающейся трагедии, в немалой степени питаемого воспоминанием о том, что мы увидели в гробу Амоса Туттла прежде, чем запечатать его и закрыть в вековом склепе на Аркхэмском кладбище.

II

Через некоторое время мне снова довелось увидеть мансарды под двускатными крышами заклятого ведьмами Аркхэма и его георгианские баллюстрады, когда я приехал в город по делу одного клиента, чтобы по мочь защитить его владения в древнем Иннсмуте от непрошенных вторжений правительственных агентов и полиции, которые полностью взяли в свои руки этот осажденный призраками городок, отпугивающий от себя людей, хотя прошло уже несколько месяцев со времени таинственного уничтожения зданий в кварталах у самого моря, а также взрыва Дьявольского Рифа, над которым, казалось, постоянно висело облако ужаса. Эта тайна с тех нор тщательно охранялась и скрывалась от публики, хотя я знал о какой-то газетке, претендовавшей на то, что только из нее можно узнать подлинные факты об Иннсмутском Кошмаре — в ней была напечатана рукопись какого-то частного лица из Провиденса.

В то время проехать в Иннсмут было невозможно, потому что люди из Тайной Службы перекрыли все дороги; тем не менее, я представился нужным лицам и получил заверения, что собственность моего клиента будет полностью защищена, поскольку его владения рас полагаются на достаточном удалении от береговой линии. Поэтому я приступил к другим, более мелким делам в Аркхэме.

В тот день я отправился обедать в небольшой ресторанчик неподалеку от Мискатоникского Университета и, войдя во внутрь, услышал, что ко мне обращается чей-то знакомый голос. Я поднял голову и увидел доктора Лланфера, директора университетской библиотеки. Казалось, он был чем-то расстроен, и лицо его явно выдавало эту озабоченность. Я пригласил его отобедать со мной, но он отказался, однако сел за мой сто лик, примостившись как-то боком на краешке стула.

— Вы уже видели Пола Туттла? — отрывисто спросил он.

— Я собирался навестить его сегодня днем, — ответил я. — А что случилось?

Доктор Лланфер чуть-чуть покраснел, как мне показалось, немного виновато.

— Этого я не могу сказать, — осторожно ответил он. — Но в Архкэме распускаются какие-то мерзкие слухи. И «Некрономикон» снова исчез.

— Боже праведный! Но вы, конечно же, не можете обвинить Пола Туттла в том, что это он его взял? — воскликнул я удивленно и весело одновременно. — Я даже не могу себе представить, для какой цели ему может понадобиться эта книга.

— И все же она у Туттла, — настаивал доктор Лланфер. — Не думаю, однако, что он украл ее, и мне бы не хотелось быть понятым