старик вовсе.
- Это легенда, - несмело возразила я.
- Это пророчество, - его прикосновение жгло огнём. - Знание есть и боль, и сила, и великое страдание. Что ты слышала? Что дикая вода говорила тебе?
Я пятилась, старик шёл за мной, не выпуская моей руки. Я изо всех сил старалась победить страх и растерянность, которые бились у меня в груди, словно перепуганные куры в курятнике. Наконец моя спина натолкнулась на стену, мы оба остановились, и я посмотрела на него так твёрдо, как только могла. Глаза старика следили за мной, бесцветные и водянистые, скрытные, непроницаемые.
- Она топила меня! - выдохнула я и зажмурилась, стараясь спрятаться от этого взгляда.
Старик навис надо мной, вдруг такой высокий, большой; от него пахло тиной и солью. Он потянулся ко мне и поцеловал. Не по-отечески, а как любовницу.
- Нимуэ, - мягко прогудел он, затем отстранился и выпустил мою ладонь. - Ты противишься Природе. - Его веки опустились, и с лица исчезло то страшное выражение, которое так напугало меня. - Ты сохнешь изнутри, как пустая глиняная посуда. Сила иссушит тебя, измучает и, в конце концов, всё равно возьмёт своё. Впусти её.
Я была как в тумане, все вокруг утратило значение реальности, и я смутно ощущала признаки глубокого потрясения. И ещё одно странное, новое, чуждое мне чувство - некое мягкое и приятное напряжение от воздержания.
Сколько бы я ни щурила глаза, силясь разглядеть старика, его удалявшийся силуэт оставался размытым. А когда он исчез вовсе, я почувствовала себя так, словно оказалась в какой-то холодной пустоте, где зимний ветер пробирал до костей.
Я облизала губы. Они были солёными, как если бы мне только что довелось испить озёрной воды.
Волосы колко поднялись у меня на затылке.
Старик не был стариком.
2
День был ясный, свежий и по-летнему душистый. Распускавшаяся по крутым берегам зелень отражалась в покрытой мелкой рябью озерной воде. В преданиях говорилось, что озеро это было бездонным - в самом его центре находилась глубочайшая дыра, ведущая в миры куда более тёмные и ужасные, нежели этот.
Я бродила среди покрытых мхами и лишайниками камней в поисках сон-травы, растения, чем-то напоминавшего незабудки, - лиловые колокольчики, покрытые густым серебряным пухом. Цветок этот именовали ведьминым зельем, якобы рос он, восстав из водной пучины, влекомый нечистой силой. Порой отвар из сон-травы и правда оказывал почти магический эффект: заживлял тяжёлые раны, унимал женские боли, утихомиривал непрекращающийся кашель. А если я и собиралась варить из него какое-то зелье, то только сонное - чтобы не размыкать по ночам воспалённых век и не слушать того, чего слышать не хотелось.
По дороге сюда, на вересковой пустоши я видела Артура, ведущего потешный бой на деревянных мечах с мальчишкой Кабана. Он окликнул меня, но я так и прошла мимо, угрюмо глядя себе под ноги.
Когда утром я спустилась в кухню, Артура там уже не было. Только несколько мутно поблёскивавших монет, оставленных на столе, напоминали о его вчерашнем позднем визите.
Найти растение оказалось несложно. Я разглядела цветы у подножия самого высокого каменного столба. Отделив несколько побегов, я завернула их в носовой платок. Моё внимание привлекли яркие серебряные отблески озёрной глади, и я застыла на месте, не сводя глаз с воды. Её сияние ослепляло, и когда я отвела взгляд, то всё вокруг показалось мне чёрным.
Высокий столб, укрывавший меня от палящего солнца, был разделен на два вертикальных блока. Я оперлась рукой об один из них, и он вдруг взорвался воплем.
Я испуганно отшатнулась, попятилась с такой скоростью, что не удержалась на ногах и упала на землю. Вся потная, я уставилась на столб.
Ни одно живое существо не было способно издать такой звук. Но ведь камень и не был живым. Описать его крик не представлялось возможным. Это был и вой гневного ветра, и ропот волн, бьющихся о причал, и плач страдающих детей...
Начали испускать крики и другие камни. Не в силах терпеть это, я вскочила на ноги и, спотыкаясь, кинулась к берегу. Как и вчера ночью, звуки гнались за мной, не утихая ни на мгновение. И я бежала прочь, не глядя, куда ступаю, пока сквозь стоны, стенания, скрежет и скорбные рыдания не услышала то, что отозвалось внутри меня радостным трепетом, - плеск воды.
Я вошла в озеро.
Прозрачная вода, сверкающая, словно стекло, обступила меня, с готовностью приняв в свои объятия. Ласковая, отражающая светящийся круг солнца, - она вела меня за собой прочь от исходящих криком камней. И я поддалась потоку, позволила течению увлечь себя.
Поверхность озера казалась совершенно гладкой, но оно отнюдь не было спокойным: внутри него постоянно пробегали какие-то течения, мелкие, но ощутимые, напоминавшие спазмы. Они создавали впечатление, что вода была живой - тёплым, приветливым существом, призванным ласкать и обволакивать.
Вода дошла мне до бедер, и я даже вздрогнула от приятного ощущения - как будто что-то лизнуло меня мягким и нежным языком.
Я всё ещё слышала камни, но их крики, звучавшие где-то вдалеке, больше не причиняли прежних страданий. Вода теперь доходила мне до плеч.
Озеро обняло меня.
Я пошла дальше, удерживаемая его нежными руками, навстречу темноте и сладостному безмолвию. А потом дно исчезло под ногами, и я ухнула вниз.
Чёрная вода сомкнулась над моей головой.
3
Где-то неподалёку раздавались крики, напомнившие о тех звуках, что исторгали из себя камни. Но они утратили свою внечеловеческую природу; теперь я слышала обычные громкие голоса людей, ведущих спор.
Я осторожно потянула носом воздух. Сильный, по-летнему острый запах деревьев и слабый - травы подо мной. Вытянув руку, я подвигала ей из стороны в сторону, как если бы лениво отгоняла докучавшую муху. Ничто не замедляло моего движения, ничто не противилось ему.
Озеро отпустило меня.
Перевернувшись на живот, я приподнялась на полусогнутых руках и принялась надсадно кашлять и
- Это легенда, - несмело возразила я.
- Это пророчество, - его прикосновение жгло огнём. - Знание есть и боль, и сила, и великое страдание. Что ты слышала? Что дикая вода говорила тебе?
Я пятилась, старик шёл за мной, не выпуская моей руки. Я изо всех сил старалась победить страх и растерянность, которые бились у меня в груди, словно перепуганные куры в курятнике. Наконец моя спина натолкнулась на стену, мы оба остановились, и я посмотрела на него так твёрдо, как только могла. Глаза старика следили за мной, бесцветные и водянистые, скрытные, непроницаемые.
- Она топила меня! - выдохнула я и зажмурилась, стараясь спрятаться от этого взгляда.
Старик навис надо мной, вдруг такой высокий, большой; от него пахло тиной и солью. Он потянулся ко мне и поцеловал. Не по-отечески, а как любовницу.
- Нимуэ, - мягко прогудел он, затем отстранился и выпустил мою ладонь. - Ты противишься Природе. - Его веки опустились, и с лица исчезло то страшное выражение, которое так напугало меня. - Ты сохнешь изнутри, как пустая глиняная посуда. Сила иссушит тебя, измучает и, в конце концов, всё равно возьмёт своё. Впусти её.
Я была как в тумане, все вокруг утратило значение реальности, и я смутно ощущала признаки глубокого потрясения. И ещё одно странное, новое, чуждое мне чувство - некое мягкое и приятное напряжение от воздержания.
Сколько бы я ни щурила глаза, силясь разглядеть старика, его удалявшийся силуэт оставался размытым. А когда он исчез вовсе, я почувствовала себя так, словно оказалась в какой-то холодной пустоте, где зимний ветер пробирал до костей.
Я облизала губы. Они были солёными, как если бы мне только что довелось испить озёрной воды.
Волосы колко поднялись у меня на затылке.
Старик не был стариком.
2
День был ясный, свежий и по-летнему душистый. Распускавшаяся по крутым берегам зелень отражалась в покрытой мелкой рябью озерной воде. В преданиях говорилось, что озеро это было бездонным - в самом его центре находилась глубочайшая дыра, ведущая в миры куда более тёмные и ужасные, нежели этот.
Я бродила среди покрытых мхами и лишайниками камней в поисках сон-травы, растения, чем-то напоминавшего незабудки, - лиловые колокольчики, покрытые густым серебряным пухом. Цветок этот именовали ведьминым зельем, якобы рос он, восстав из водной пучины, влекомый нечистой силой. Порой отвар из сон-травы и правда оказывал почти магический эффект: заживлял тяжёлые раны, унимал женские боли, утихомиривал непрекращающийся кашель. А если я и собиралась варить из него какое-то зелье, то только сонное - чтобы не размыкать по ночам воспалённых век и не слушать того, чего слышать не хотелось.
По дороге сюда, на вересковой пустоши я видела Артура, ведущего потешный бой на деревянных мечах с мальчишкой Кабана. Он окликнул меня, но я так и прошла мимо, угрюмо глядя себе под ноги.
Когда утром я спустилась в кухню, Артура там уже не было. Только несколько мутно поблёскивавших монет, оставленных на столе, напоминали о его вчерашнем позднем визите.
Найти растение оказалось несложно. Я разглядела цветы у подножия самого высокого каменного столба. Отделив несколько побегов, я завернула их в носовой платок. Моё внимание привлекли яркие серебряные отблески озёрной глади, и я застыла на месте, не сводя глаз с воды. Её сияние ослепляло, и когда я отвела взгляд, то всё вокруг показалось мне чёрным.
Высокий столб, укрывавший меня от палящего солнца, был разделен на два вертикальных блока. Я оперлась рукой об один из них, и он вдруг взорвался воплем.
Я испуганно отшатнулась, попятилась с такой скоростью, что не удержалась на ногах и упала на землю. Вся потная, я уставилась на столб.
Ни одно живое существо не было способно издать такой звук. Но ведь камень и не был живым. Описать его крик не представлялось возможным. Это был и вой гневного ветра, и ропот волн, бьющихся о причал, и плач страдающих детей...
Начали испускать крики и другие камни. Не в силах терпеть это, я вскочила на ноги и, спотыкаясь, кинулась к берегу. Как и вчера ночью, звуки гнались за мной, не утихая ни на мгновение. И я бежала прочь, не глядя, куда ступаю, пока сквозь стоны, стенания, скрежет и скорбные рыдания не услышала то, что отозвалось внутри меня радостным трепетом, - плеск воды.
Я вошла в озеро.
Прозрачная вода, сверкающая, словно стекло, обступила меня, с готовностью приняв в свои объятия. Ласковая, отражающая светящийся круг солнца, - она вела меня за собой прочь от исходящих криком камней. И я поддалась потоку, позволила течению увлечь себя.
Поверхность озера казалась совершенно гладкой, но оно отнюдь не было спокойным: внутри него постоянно пробегали какие-то течения, мелкие, но ощутимые, напоминавшие спазмы. Они создавали впечатление, что вода была живой - тёплым, приветливым существом, призванным ласкать и обволакивать.
Вода дошла мне до бедер, и я даже вздрогнула от приятного ощущения - как будто что-то лизнуло меня мягким и нежным языком.
Я всё ещё слышала камни, но их крики, звучавшие где-то вдалеке, больше не причиняли прежних страданий. Вода теперь доходила мне до плеч.
Озеро обняло меня.
Я пошла дальше, удерживаемая его нежными руками, навстречу темноте и сладостному безмолвию. А потом дно исчезло под ногами, и я ухнула вниз.
Чёрная вода сомкнулась над моей головой.
3
Где-то неподалёку раздавались крики, напомнившие о тех звуках, что исторгали из себя камни. Но они утратили свою внечеловеческую природу; теперь я слышала обычные громкие голоса людей, ведущих спор.
Я осторожно потянула носом воздух. Сильный, по-летнему острый запах деревьев и слабый - травы подо мной. Вытянув руку, я подвигала ей из стороны в сторону, как если бы лениво отгоняла докучавшую муху. Ничто не замедляло моего движения, ничто не противилось ему.
Озеро отпустило меня.
Перевернувшись на живот, я приподнялась на полусогнутых руках и принялась надсадно кашлять и