меня о какой-то
опасности, но какая-то инертная, неумолимая сила гнала меня вперед. Ступеньки
лестницы оседали вместе со мной, точно в испытаниях франкмасонов. Липкие и
мягкие камни опускались, как животы жаб. У меня под ногами появлялись все новые
ступеньки и площадки, те, что я уже миновал, вдруг сами собой оказывались
передо мной.
Это длилось, по моему счислению, ровно тысячу лет.
Наконец я достиг вестибюля, где меня ждали новые испытания.
Химера со свечой в лапах, которую я заметил при входе, с явно враждебным намерением
преградила мне путь; ее зеленые глаза сверкали насмешкой, рот свирепо ощерился.
Она почти на брюхе подползла ко мне, влача в пыли свою бронзовую попону. Это не
была покорность, кровожадные содрогания колебали ее львиный круп, а Давкус
Карота дразнил ее и натравливал:
– Куси, куси, мраморное мясо – лучшее угощенье для бронзовой пасти!
Но держа себя крепко в руках, я заставил себя перешагнуть через страшного зверя.
Порыв холодного ветра ударил мне в лицо, и передо мной засияло ясное небо, похожее на
огромную глыбу ляпис-лазури с золотой пылью бесчисленных звезд.
Чтобы передать впечатление, которое произвела на меня его мрачная архитектура, нужна игла, с
помощью которой Пиранези бороздил блестящую чернь своих чудесных гравюр.
Расширившийся до размеров Марсова поля, этот двор окружился за несколько часов
гигантскими зданиями, которые вырисовывались на горизонте кружевом шпилей,
куполов, башен и пирамид, достойных Рима и Вавилона.
Моему удивлению не было границ, я даже и не подозревал, что на острове Святого
Людовика столько архитектурных богатств, что они могли бы занять в двадцать раз
большую площадь. И я не без страха думал о могуществе волшебников, которые
могли в один вечер воздвигнуть подобные громады.
– Ты во власти иллюзий, – снова прошептал прежний голос, – этот двор совсем невелик. В
нем двадцать семь шагов в длину и двадцать пять в ширину.
– Да, да, – проворчал ужасный выродок, – ты забыл прибавить: семимильных шагов. Тебе
нипочем не успеть к одиннадцати часам. Уже полторы тысячи лет прошло с тех пор,
как ты вышел. Голова твоя наполовину поседела. Вернись назад, это самое
разумное.
И гнусное чудовище, видя, что я не хочу ему повиноваться, схватило меня своими
гибкими ногами, и, помогая себе руками, как крючками, потащило меня назад. Оно
заставило меня подняться по лестнице, где я только что натерпелся страхов, и к
моему горю снова водворило в гостиную, откуда я с таким трудом выбрался.
Разум мой помутился. Безумный бред охватил меня.
А Давкус Карота, подпрыгивая до потолка, говорил:
– Вот дурак, ведь я, прежде чем возвратить ему голову, вычерпал из нее ложкой весь
мозг.
Я ощупал свою голову и почувствовал, что она открыта, и пал духом.
Затем я потерял сознание.