- 1
- 2
Ги де Мопассан Наследство
Г-н и г-жа Сербуа кончали завтрак, с хмурым видом сидя друг против друга. Г-жа Сербуа, миниатюрная голубоглазая блондинка с нежным румянцем и мягкими движениями, ела медленно, опустив голову, словно во власти печальной и неотвязной думы. Сербуа, рослый толстяк с бакенбардами и осанкой министра или маклера, был явно озабочен и обеспокоен. Наконец он произнес, как будто подумал вслух: — Право же, это очень странно! — Что именно, мой друг? — спросила жена. — Да то, что Водрек нам ничего не оставил. Г-жа Сербуа вспыхнула; краска, словно розовая вуаль, поднялась от шеи ко лбу. — Может быть, у нотариуса есть завещание, — сказала она, — а мы еще ничего не знаем. На самом деле она, по-видимому, все знала. — Возможно, — подумав, согласился Сербуа. — Ведь, в конце концов, он был нашим лучшим другом, и твоим и моим. По целым дням сидел у нас, два раза в неделю обедал, ну да, он задаривал тебя, это, конечно, тоже плата за гостеприимство. Но все-таки странно было бы обойти в завещании таких близких друзей. Уж я, если бы захворал, непременно вспомнил бы о нем, хотя ты законная моя наследница. Г-жа Сербуа не поднимала глаз. И пока муж разрезал курицу, она упорно сморкалась, как сморкаются, когда плачут. Сербуа заговорил снова: — Весьма возможно, что у нотариуса есть завещание и нам что-нибудь оставлено. Мне ведь много и не надо, так, пустячок, мелочь, в знак того, что он был к нам привязан. Тогда жена нерешительно сказала: — Если хочешь, пойдем после завтрака к господину Ламанеру и все сразу узнаем. — Отлично, прекрасная мысль! — согласился он.Их приход в нотариальную контору Ламанера вызвал заметное волнение среди служащих, и когда г-н Сербуа счел нужным назваться, хотя его здесь превосходно знали, старший клерк вскочил с подчеркнутым усердием, а его помощник ухмыльнулся. И супругов Сербуа ввели в кабинет нотариуса. Это был низенький человечек, весь кругленький. Все у него было круглое. Голова напоминала шар, насаженный на другой шар, побольше, который передвигался на двух ножках-коротышках, тоже похожих на шарики. Он поздоровался, предложил сесть и, бросив многозначительный взгляд на г-жу Сербуа, сказал: — Я только что собирался написать вам и пригласить ко мне в контору, чтобы вы ознакомились с завещанием господина Водрека: оно непосредственно касается вас. — Так я и думал! — не удержался г-н Сербуа. — Сейчас я зачитаю вам этот документ, кстати, очень лаконичный, — продолжал нотариус. Он взял лежавшую перед ним бумагу и начал читать:
«Я, нижеподписавшийся, Поль-Эмиль-Сиприен Водрек, находясь в здравом уме и твердой памяти, выражаю сим свою последнюю волю. Так как смерть может настичь нас в любую минуту, я, в предвидении ее, вознамерился составить завещание, которое будет храниться у нотариуса Ламанера. Не имея прямых наследников, я все свое имущество, состоящее из биржевых ценностей на сумму четыреста тысяч франков и недвижимого имущества, оцененного круглым счетом в шестьсот тысяч франков, без всяких условий и оговорок завещаю госпоже Клер Гортензии Сербуа. Прошу ее принять этот дар умершего друга как свидетельство его глубокой, неизменной и почтительной привязанности. Составлено в Париже, 15-го июня 1883 г. Подпись Водрек».Г-жа Сербуа опустила голову и не шевелилась, меж тем как супруг ее, вытаращив глаза, попеременно смотрел на нотариуса и на жену. После минутного молчания нотариус заговорил опять: — Само собой разумеется, сударь, что госпожа Сербуа не может без вашего согласия принять этот дар. Г-н Сербуа встал. — Мне нужно подумать, — сказал он. Нотариус наклонил голову с чуть заметной лукавой усмешкой. — Я вполне понимаю ваши колебания, милостивый государь: люди только и ищут, о чем бы позлословить. Не откажите в любезности прийти с ответом завтра, в это же время. Г-н Сербуа утвердительно кивнул. — Хорошо, сударь. До завтра. Он отвесил церемонный поклон, предложил руку жене, у которой пылали щеки, а глаза были упорно опущены в землю, и проследовал через контору с таким величавым видом, что клерки даже струсили. Как только супруги вернулись домой, г-н Сербуа закрыл дверь и отрывисто произнес: — Ты была любовницей Водрека. Жена, снимавшая шляпу, стремительно обернулась: — Я! Бог с тобой! — Да, ты!.. Кто же оставил бы все состояние женщине, если бы... Краска сошла с ее лица, и пальцы слегка дрожали, завязывая длинные ленты, которые иначе волочились бы по земле. Собравшись с мыслями, она сказала: — Что с тобой? Ты с ума сошел, право же, с ума сошел. Ведь сам ты час назад надеялся, что он... что он... тебе что-нибудь оставит. — Да, он мог оставить мне, слышишь, мне, а не тебе!.. Она посмотрела ему в глаза пристальным и загадочным взглядом, словно стараясь что-то прочесть там, увидеть то неведомое, что прочно спрятано в человеке и о чем можно только догадаться в те краткие минуты, когда ослабление внимания и самозащиты, порыв откровенности оставляют приотворенной дверь в заповедные тайники души. — А мне кажется, — медленно проговорила она, — что если бы он оставил такое крупное наследство... тебе, это бы тоже нашли по меньшей мере странным. — Почему, собственно? — спросил он с лихорадочной торопливостью, словно кто-то посягал на его права. — Да потому... — начала она, отвернулась в смущении и замолчала. Он крупными шагами ходил из угла в угол. — Ты не можешь принять этот дар! — заявил он. — Прекрасно, — равнодушным тоном ответила она. — Тогда незачем и ждать до завтра, можно сейчас же сообщить наше решение господину Ламанеру. Сербуа остановился перед ней, и несколько мгновений они стояли лицом к лицу, глядя друг другу прямо в глаза, и каждый старался увидеть, понять, разгадать другого, проникнуть в самые его сокровенные мысли; в глазах у них был жгучий и немой вопрос, как у людей, которые живут вместе, ничего друг о друге не зная, но вечно подозревая, подкарауливая и выслеживая друг друга. И вдруг он шепотом бросил ей в лицо: — Признавайся, ты была любовницей Водрека? Она пожала плечами: — До чего же ты глуп! Водрек, кажется, любил меня, но я ни разу... ни разу ему не уступила. Он топнул ногой. — Лжешь, этого быть не может! — И все-таки это правда, — спокойно сказала она. Он снова зашагал по комнате и через минуту остановился: — Тогда объясни, почему он оставил все свое состояние тебе, именно тебе... — Да очень просто, — ответила она невозмутимым тоном. — Ведь ты сам говорил, что, кроме нас, у него не было друзей, он больше жил здесь, чем у себя дома, и, задумав писать завещание, прежде всего вспомнил о нас. А затем уж из учтивости
- 1
- 2