наследству» от подавшихся в Америку знакомых, из года в год выезжавших в Кратово на весь летний сезон. Дача — просто мечта: окруженный забором кусок соснового леса, две комнаты и терраса. Всего час на электричке от Казанского вокзала. Мы удрали из Москвы, как только закончился галкин первый класс. Обычно мы проводили время в саду под соснами или шли купаться на пруд. Дачный поселок был очень тихий, интеллигентный, и мы осторожно радовались неожиданно свалившемуся на нас счастью. Время от времени нас навещала соседская кошка Багира. Надо ли говорить, что она была черная как пантера — ни одного белого волоска. Народ у нас начитанный, книжный, можно сказать, народ, поэтому почти каждая черная кошка прозывалась Багирой. Она приходила к нам пообщаться, ничего не просила, просто садилась рядом, принимала с царским достоинством наши ласки и комплименты, а когда выходило время визита, так же величественно удалялась.

В один прекрасный день Гала заметила, что Багира «поправилась». После чего более опытная Лена долго объясняла Гале секреты деторождения. Через пару недель у Багиры появились котята. Приходили соседи и спрашивали, не хотим ли мы взять котенка, но сугубо демократически — двумя голосами против одного — предложение было отклонено. А еще через несколько дней мы стали невольными свидетелями грубой и громкой перебранки за соседским забором. Конечно, наши интеллигентные соседи не могли сами утопить котят, но они были готовы за это дать на бутылку. Мнения разошлись лишь по поводу содержимого бутылки. Но не только мы понимали смысл происходящих торгов. Поняла его и Багира. Она появилась у нас с котенком, которого бережно держала в зубах за шкирку. Она осторожно опустила его на землю и по очереди заглянула каждому из нас в глаза. Соседям мы могли со спокойной совестью отказать, Багире — нет.

Она побежала за остальными, но опоздала.

Естественно, возник вопрос, как назвать котенка. По поводу кошачьих имен можно написать не одну диссертацию, а о некоторых хозяевах, по-моему, можно многое узнать только лишь из имени их кошки. Гала сразу сказала: «Марта». На что мы возразили, что мартовскими бывают коты, а не кошки. Тогда Гала с непосредственностью восьмилетнего ребенка заявила: «Ну и что, что коты? А у нас будет мартовская кошка!» Багира еще с месяц приходила кормить Марту, но постепенно домашний творог и коровье молоко стали нравиться Марте больше материнского. А в конце августа мы уехали обратно в Москву.

Когда на следующий сезон мы снова приехали на дачу, Багира Марту не признала и в гости к нам больше не ходила — теперь это была чужая, мартина территория. Марта любила дачу не меньше, чем мы: она носилась между деревьями за бабочками, с упоением драла когтями мягкую сосновую кору, разоряла птичьи гнезда в кустарнике, иногда даже ловила мышей и лягушек, гордо выставляя свою добычу напоказ — по утрам она выкладывала на крыльцо террасы их замученные тушки. А ежей Марта побаивалась после того, как ей сильно укололи лапу. В городе ей явно не хватало простора, осенью она становилась вялой, капризничала, отказывалась даже от самой любимой еды, но когда Гала болела, Марта неизменно забиралась к ней в постель и «лечила» больное место: грела простуженное горло или тихо сопела в воспаленное ухо. Мы все привязались к Марте, но иногда нам казалось, что она каким-то образом знала результаты нашего голосования. Меня и Лену Марта вынужденно терпела, а Гале позволяла любые вольности.

В девяносто первом году нам приспичило отправиться в Израиль. Мы не были оригинальны в своем желании ехать в октябре, «когда уже не так жарко». Мы уезжали «в стаде на общих основаниях» — в огромной толпе многих и многих тысяч наших соотечественников. В посольстве выяснилось, что всех нас свободно пустят в Израиль безо всяких прививок, а Марту — нет. Было совершенно недостаточно того, что «наша кошка — тоже еврей». И никто из работников посольства не мог толком объяснить нам, какие именно в Израиле нужны прививки. Ответ был: «Кошачьи». Мы и сами догадывались, что не от свинки или от коклюша, но ничего более определенного узнать не могли. В конце концов мы нашли ветеринара, у которого была израильская вакцина. Не спрашивайте, сколько это стоило. Потом-то мы выяснили, что это была самая обыкновенная комбинированная кошачья прививка.

Мы свалились на Гарика и Белку, живших с двумя маленькими детьми в небольшой трехкомнатной квартирке в Тель-Авиве. Бэлла и Гарик были «старожилами» с двухлетним стажем. Интересная пара: Гарик — программист, пробившийся сквозь отборочное сито экзаменов в Майкрософт, а Бэлла — художница, сидевшая с детьми и рисовшая в свое удовольствие. Для нас было так естественно, что Марта — член нашей семьи, что мы не могли и предположить, какие трудности нас ожидают. Прививки и справки оказались далеко не самым последним препятствием. Наши благодетели стоически терпели у себя в салоне троих постояльцев, не считая кошки, но владельцы квартир не хотели никакой живности, и при первом же упоминаниии о Марте они или прямо нам отказывали, или назначали немыслимую цену.

Через пару недель мы были на грани отчаяния. Никто не хотел сдавать нам даже квартиру, похожую скорее на хлев, чем на человеческое жилье. Маклеры отмахивались от нас, как от назойливых мух. Хозяева не только взвинтили цены, они стали разборчивы, как богатая невеста. В период ажиотажного спроса они не хотели иметь дело с жильцами, у которых маленькие дети, с пенсионерами, с безработными, и вообще, устраивали на квартиры конкурс, достигавший семей пять, а то и больше, на место. Домашнее животное, а именно Марта, отбрасывало нас в самый конец списка претендентов. «С кошкой» никто не хотел с нами связываться. Гарик со своей внушающей уважение зарплатой из Майкрософта был готов подписать нам любые гарантии. Но увы, минусы домашней кошки перевешивали плюсы всемирно известной фирмы. Без нашей питомицы мы котировались довольно высоко: «молодая пара с надежным гарантом и со взрослым ребенком», и только Марта путала нам все карты.

С собственным квартирным хозяином, Нисимом, нашим приятелям тоже пришлось не сладко. Года полтора назад, когда девятый вал русской алии еще не обрушился на берега Израиля, тот был истинным благодетелем: не только сдал нашим друзьям квартиру по дешевке, но еще их всячески опекал — привозил мебель и разную утварь, а иногда — даже овощи с рынка. Не было на свете большего энтузиаста приема новых репатриантов, чем Нисим. Но через год все переменилось. Цены на квартиры сильно выросли, а Нисим забыл об одном маленьком, но важном пункте договора, на котором сам же когда-то хитрожопо настоял. Он