Медведева. Медведев перелез через даму, накрылся одеялом.
— А, может, не надо? — спросила дама.
— Надо, — мрачно сказал Медведев, поняв, что его обуял приступ импотенции.
— Ты же не хочешь, — сказала дама.
— Сейчас, — сказал Медведев.
Он начал представлять всякие грязные и пошлые картинки. Но вместо того, чтобы возбудиться, он почувствовал какую-то печаль, как будто прикоснулся к табу, и сердце его начало гнить. Иванов сидел в кресле — он смотрел на них, он ждал, он был готов, он б ыл мужчиной. Медведев обнял даму, почувствовав к ней ужасную нежность.
— Я люблю тебя! — закричал он. — Я сейчас ужасно люблю тебя… Я не могу… Я не могу…
— Ты потрясающий, — сказала ему дама. — Настоящий человек никогда не сможет в такой ситуации.
— Да, наверное. Нужно послать все… Нужно быть в чем-то животным. Я хочу быть животным. Человек никому не нужен. Сейчас имеют ценность только животные. Я действительно люблю тебя сейчас.
Она обняла его всем телом, ибо дамы любят такие слова, и начала целовать его. Он добился своего — бессознательный душевный извращенец — она захотела его. Она действительно захотела его!
— Эй ты, дружище, — сказал Иванов, — если ты не хочешь, уступи место!
— Подожди, — лирическим голосом сказал Медведев, поглаживая спину дамы.
— Я люблю тебя, я всегда тебя любил, я готов влюбиться в тебя, мне надоело мое тело, я хочу любви, любовь это есть нечто такое, что стоит предательства, любовь невозможна, я хочу любить хоть вилку, я люблю тебя и мне плевать на твое тело!
Медведев говорил красивые слова, и дама балдела, уткнувшись в его щеку. Медведеву казалось, что он может говорить бесконечно. Даже со Сладкой Энн в начале знакомства он не чувствовал такого лирического настроя. В самый разгар своих речей Медведев поня л, что он вполне готов осуществить свой мужской долг и бережно дотронулся пальцем до кожи дамы, как бы спрашивая у нее разрешения. Дама конвульсивно повернулась всем телом на бок, обняла Медведева ногами, и Медведев все-таки начал ее трахать, прекратив время свой нежный монолог. Ибо секс есть продолжение любовного ухаживания другими способами.
Потом Медведев почуял еще большую любовь к этой даме.
— Как тебя зовут, любимая? — спросил он.
— Наташа, — ответила дама, целуя Ивана в плечо. Они крепко обнялись, закусив друг друга, как удила, и задремали, укрывшись одеялом.
— Эй, вы! — закричал Иванов, встав с кресла. — Вы хорошо устроились. Давай-ка ты, Медведев, вставай. Теперь моя очередь.
Медведев повернул неистовое лицо.
— Слушай, Иванов, ты мне друг?
— Да.
— Оставь тогда меня с ней. Я ее люблю.
— Ее?!
Иванов не понимал. Он сказал:
— Я, конечно, оставлю, но это бред. Я не понимаю тебя.
— Я ее люблю.
— Ты что — шутишь?
— Нет! Уйди отсюда! Я убью тебя сейчас! Ты мне друг? Я ничего не объясняю. Оставь нас, и все.
— Как хочешь, — пожал плечами Иванов.
— Ты прав, — сказала вдруг дама. — Неважно, что я хочу… Так правильно. Но мне надо идти к Леше.
— Послушай, Наташа, — зашептал ей на ухо Медведев, — давай сбежим отсюда! Давай выйдем чистыми из этой игры. Пускай все остальные занимаются всей этой фигней. Давай сбежим. Это будет лучшее воспоминание: утро, и мы вдвоем идем к чертовой бабушке! И я буду любить тебя.
— Я очень хочу этого, — сказала дама, — но я не пойду.
— Но почему?
— Не знаю.
— Оставь ее, дурак! — сказал Иванов. — Чем меньше женщину мы любим… Знаешь?
— Знаю, — грустно сказал Медведев. — Иди к Леше. Я предложил тебе выход, но ты идешь к Леше. Мы остаемся в нашем мире. Прощай, Наташа!
Она встала и легла к спящему Леше. Рядом с Медведевым лег Иванов. Через пять минут все уснули. За окном начали убирать снег.
Проспав положенное, они все встали. Леша потягивался, Иванов и Медведев отвернулись, и дама оделась. Найдя в пепельнице какие-то более-менее приличные бычки, они покурили и пошли за пивом.