куда следует. Пусть ищут.

— Не надо, Николай. Мы пока ничего не знаем. Может, кто-то подкинул мне эдакую шпильку: авось кольнет немного. Я сам в этом разберусь. И сообщу куда следует в свое время.

— Как знаешь. Но я бы не стал выжидать.

— Ты не чувствуешь за собой ни вины перед памятью капитана Истомина, ни чувства мести, ни жажды борьбы. Видишь, он враг мой личный и нацелился мне в спину…

Быстро вошла взволнованная Людмила, кинулась к Андрею, обняла его и сквозь слезы шептала:

— Все хорошо, Андрюша! Все хорошо: Витя живой и рана его не опасна! Нужно немного времени, и он встанет на ноги. У него сердце хорошее, твердое, как у тебя, сказал Гордей. Операцию мальчик перенес хорошо. С Витей все в порядке.

— Спасибо, дорогая.

Андрей гладил ее волосы.

— Спасибо, Люда, — снова проговорил он нежно и растроганно. — Ты всегда приносишь мне приятные вести, всегда возрождаешь к жизни.

На следующий день Кубанов прощался.

— Друзья мои, я счастлив, что побывал у вас, — растроганно заговорил он за завтраком. — Я увидел новый, неведомый мне мир. И скажу честно: что-то во мне преобразилась. Обещаю наведываться к вам — и к тебе приеду, Гордей Михайлович, и к вам, милые влюбленные. Мы с Гордеем Михайловичем завидуем вам. Но может быть, такая же радость когда-нибудь явится и к нам.

27

Отъезд же Андрея пришлось отложить до тех пор, пока все не выяснится с Витей. Парень выздоравливал быстро. Молодой, сильный организм рвался к жизни, и люди, окружившие раненого, помогали ему. Уже через месяц он стал усиленно готовиться к вступительным экзаменам.

Осень и зима были трудными, и не только из-за ранения Виктора, но также из-за суда над Богданом Дудиком. Все было очень сложно оттого, что за Богдана заступилась Галя, написал покаянное письмо Оленичу Эдуард Придатько, в котором просил по возможности облегчить участь ревнивого хулигана. Может быть, Оленич и не обратил бы внимания на просьбу фотокорреспондента и на его запоздалое осуждение своего поведения, но длинная и путаная фраза в письме насторожила Андрея и заставила призадуматься. И даже пойти навстречу Эдику. В самом конце коротенького письма было написано:

«Мне бы сейчас быть возле вас и поговорить, вы бы мне поверили, но поскольку я далеко и приехать к вам У меня нет никакой возможности, то прошу поверить на слово: мы с вами встретимся обязательно, ибо не можем не встретиться, потому что нас связывает одно очень важное дело, и тогда вы поймете, что моя просьба облегчить долю Богдана оправдана моими честными устремлениями».

Комиссар Белояр, которому Андрей показал письмо, упрекнул:

— Вы, капитан, скрыли от меня то, что произошло с вами в бою в сорок втором и что все события, развернувшиеся сейчас вокруг вас, — продолжение той истории. Я могу понять вашу деликатность: вы не хотели меня перегружать. Но помните, в вашей борьбе претив того давнего врага не давайте ни места, ни оружия вашим сыновьям. Не допустите вражды между ними. Если ваша борьба правая, то вражда сыновей будет вашим неправым наследством. Сыновья должны бороться только против врагов Отечества. Надо верить в лучшие порывы молодых.

Оленич поверил, но суд не нашел смягчающих обстоятельств и вынес приговор Дудику: пять лет в исправительно-трудовом лагере. На суде и во время следствия никаких других имен не фигурировало.

Но трудность жизни в доме Криницких была еще и в том, что над всеми висел, как призрак, отъезд Оленича в Таврию. И хотя срок расставания отдален до весны, Людмила не находила себе места. Она старалась постоянно быть возле Андрея, потому что боялась одиночества теперь, когда познала тепло и уют семьи, радость заботы о милом и дорогом человеке. Эта забота была настолько непохожей на постоянную, привычную, ежедневную заботу о больных, что она считала это настоящим счастьем, выпавшим на ее долю, и все время боялась, что оно вот-вот прервется.

Когда уехал Виктор, Люда, убрав в комнате, где жил приемный сын, сказала, обращаясь больше к Гордею, нежели к Андрею:

— Постепенно все уходят. Первой покинула нас Таня. Улетел и не вернулся Вадим. Ушел искать свою судьбу Витя, к которому мы все привыкли и который был для всех нас сыном. Теперь собирается в дорогу Андрей. Кто знает, что нас ждет в будущем… Может, уже и не встретимся… А возможно, когда-нибудь все соберемся в этом доме. Ведь это наш общий дом, и мы все — одна семья.

Андрей понимал, какая горечь и какая боль стоит за внешне спокойными словами Людмилы, знал, чего ей стоит выдержка. Он подошел к ней и обнял. И вдруг понял еще одно, очень важное: огромную ответственность за Людмилу.