смелость взялась, но с первой же вещи, которую я смогла купить на свои деньги, не спрашивая ни у кого совета и разрешения, у меня всегда был только один критерий: мне в этом комфортно, это подходит к моему настроению и моему состоянию. И знаете что произошло? Мне сообщили, что у меня прекрасный индивидуальный стиль. Смелость, она не только города берет. Ну, да, Бог с ними с советами.

Вот, как раз и местечко удобное освободилось. Есть такое у рулеточного стола, с краю, со стороны дилера, и стол весь перед тобой и никто рядом не встанет, под руку толкать, наваливаться беспардонно, чтобы до нужной цифры дотянуться и в шею дышать, хорошо, если только перегаром… Тем более, что я на цифры не играю и тянуться никуда особо не приходится. Костя-кореец, артист, а не дилер, только глаз скосил, добавляя этот не прямой, в знак уважения, как у всех на востоке, взгляд к ритуальному «добрый вечер». У них, по-моему, всегда «добрый вечер», в казино время свое.

И как это мне раньше в голову не приходило? А ведь казино не единственное место, где ты выпадаешь из привычного течения жизни. Нет, я не имею в виду скорость внутренней жизни, когда, уехав на несколько дней, я возвращалась с чувством, что прошла неделя, а иногда и месяц, и с трудом вспоминала на чем рассталась с теми, кто остался. Это внутреннее переживание, которому я давно нашла название, и оно мне очень нравится ― «петля во времени». Нет сейчас я не об этом.

В казино не бывает окон, или они плотно занавешены. В казино всегда горит свет, также как в съемочных студиях на телевидении, например. И передача снимается вечером, но вы говорите: «доброе утро» или «добрый день», и все происходит по другим законам и можно остановить съемку и переснять эпизод, а потом все переклеить и уже дома сидеть и смотреть на то, что происходит как бы сию минуту.

И людям, причастным к этому колдовству, кажется, что то, что они делают, и есть подлинная реальность. Они воплощают несбыточную мечту: жизнь начерно и набело. И путаются в этом, смещая ценности и приоритеты, и страдают, наталкиваясь на непонимание, и понимают собственное бессилие и все сильнее цепляются за свои иллюзии. В этом есть особая магия ― магия остановленного времени. Да, есть же еще театр, темный, без окон репетиционный зал, где многажды повторяются все те же слова, и те же мизансцены, чтобы в момент спектакля быть выданными за сиюминутность чувств и обстоятельств. То-то мне всегда казалось, что в игроках и актерах есть что-то общее, похоже, что и те и другие уловлены этим соблазном ― соблазном остановленного времени, блистательной иллюзией сотворения мира.

Я бросила на стол кэш, поменяла на любимые желтые фишки и стала ждать.

* * *

― Нет, уважаемый, делать из игры профессию? Фи! Такой умный молодой человек, вы так обрадовали меня своим взглядом на игру… и вдруг профессия. Да это все равно, что превратить страсть в семейную жизнь. Азарт, риск, взлет, падение. Жизнь, друг мой, жизнь, вот, что такое игра!

― То, о чем вы говорите ― это не жизнь и не игра ― это безумие и хаос в доме без хозяина. Да и не бывает такой вещи, как дом без хозяина, всегда кто-нибудь да найдется. Только расслабься ― и ваша жизнь уже только по названию ваша.

Странная пара, расположившаяся на VIP-овском балконе, привлекла мое внимание. Маленький, вертлявый господин, прилизанный с бегающими и одновременно очень внимательными, цепкими глазами, все время подергивался, вертелся в кресле, что-то постоянно поправлял в одежде. Голос его, густой и глубокий, совершенно не вязался с суетливой внешностью провинциального еврея, скопившего на приличный костюм для поездки в город. Казалось, что не только костюм был ему непривычен, но и само тело он нацепил на себя второпях, опаздывая на встречу, и теперь оно ему жмет и давит, и поправляет он, в действительности, совсем не манжеты, галстук, брюки, а давящие и жмущие ему руки и ноги.

Молодой человек рядом с ним наоборот, был спокоен, как сфинкс. Высокий, плотный, чуть тяжеловатый, он расслабленно устроился в кресле, нога на ногу, в тонких пальцах дымится сигарета, пальцы, надо отметить, да и вся ладонь, изящные, породистые. Неброский, со вкусом подобранный перстень, несколько манерно, на мизинце, а не на безымянном пальце. Когда-то такие руки навели бы на мысль об аристократическом происхождении, теперь, скорее, о компьютерах. Слегка небрит, слегка небрежен в одежде, весь в себе и только иногда взгляд странных зеленоватых глаз останавливается на чем-то с выражением человека, который видит все, что происходит вокруг, впервые.

Вот те и раз, мое испанское приключение. Ну и тесен же мир.

Мне очень нравился номер в гостинице, где я в тот раз остановилась. Он был очень маленький, но какой-то правильный: огромная кровать, огромное окно и там под окном улица, были, конечно, и все необходимые удобства, но вот эта линия — дверь, кровать, окно превращала гостиничный номер в отдельный, парящий в небе мир.

Мое испанское приключение. Я так и не спросила, как его зовут, он не посчитал нужным представиться, ритуал знакомства как-то совершенно не вписался в ту ночь. Когда игрок хорош, дипломы и свидетельства теряют всякий смысл.

Он был из тех мужчин, которые знают. Они знают, что главное достоинство мужчины, в умении доставить наслаждение женщине и знают как доставить это наслаждение и делают это обстоятельно и со вкусом, всматриваясь и вслушиваясь в женщину, как делает это скрипач впервые взявший в руки незнакомый инструмент. Это было умело, с очевидным удовольствием, очень чувственно, но совершенно бесстрастно, ох уж эти теоретики!

Я не боюсь и не смущаюсь рук и тела незнакомого мужчины и если уж вступаю в эту игру, то иду в ней до конца, с удовольствием откликаясь на достойное предложение.

Мне было хорошо и спокойно под его нежными осторожными касаниями и неспешными ласками, на которые я откликалась такой же неспешностью чувственного познания, это было как осторожное начало длинной и трудной партии, когда игроки знают класс друг друга и не спешат раскрывать все свои карты. Время от времени то он, то я осторожно шли на обострение ситуации, и не находя отклика в партнере опять отступали на уже освоенную территорию. на нас то и дело накатывало беспричинное веселье, мы обменивались короткими ничего не значащими замечаниями и баловались, как дети, радуясь и удивляясь этой нежданной легкости.

А потом вдруг медленно тлевший огонек вспыхнул ненадолго, но так ярко и сильно, как долго тлеющий огонь взлетает в одну секунду по обоям к самому потолку, жаркий, белый и совершенно неудержимый. Так вырывается стон, который уже не сдержать. Так взрывается долго