class="book">
«Я все думаю о своей встрече с капитаном Насоновым. Почему ее так спокойно воспринял отец? Ведь он знает, что я была в КГБ и что речь там шла о нем, а делает вид, что ничего не случилось. Больше того. Не только не устроил мне скандала, но даже никаких упреков не последовало. Не узнаю своего папу…
Может быть, его вызывали туда, а он скрывает это.
За последнее время он стал больше следить за своей внешностью. Куда-то стал по вечерам отлучаться. Неужели у него?..»
Я никогда не был на Медвежьих озерах. И даже ничего о них не слышал. А они заслуживают доброго внимания рыболовов. Расположены озера недалеко от Москвы. — А вы знаете, голубчик, — обращается ко мне Иван Петрович, только что возвратившийся из разведки от соседей, — здесь вовсе недурственно. И клев идет. Мы готовы? Я усердно готовлю снасти к бою. — Почти, Иван Петрович, — отвечаю ему, запуская леску под лед. — Пожалуйста, становитесь на часы. Я огляделся. Недалеко от нас, справа, как и было предусмотрено, расположился капитан Насонов, а слева — полковник Подзоров со своими коллегами. Мороз крепчал. В небе висели белоснежные облака. Кругом — мертвая тишина. Сегодня рыбалка необычная, и я меньше всего думал о ней. Волновало и беспокоило другое — неизвестность, а главное, как лучше обеспечить безопасность Ивана Петровича. У нас клев не шел. Так прошло два часа. — А вы знаете, Алексей Иванович, что-то холодновато. Не желаете ли стопочку рсского глинтвейна? — Иван Петрович обожал на рыбалке горячий портвейн. Никаких других напитков он не признавал. Ему всегда жена разогревала портвейн на спиртовом растворе, доводила его до определенной температуры, а затем помещала содержимое в термос. — Соблазняете… — Ах, простите, голубчик, я и забыл, что вы… Ну, а я, с вашего позволения, пропущу одну стопочку. — Он достал термос, налил в серебряную стопку вина, выпил. Причмокнул губами. — До чего же умны были наши предки! — крякнул от удовольствия Иван Петрович. — Впрочем, не во всех отношениях. Да, клев у нас не шел, как я ни старался. А тем временем мороз все крепчал, сковывал движения и портил настроение. Я изредка переглядывался с капитаном Насоновым, мысленно задавая ему один и тот же мучивший меня вопрос: «Когда? Ну когда же?» И ждал. Ждал, сгорая от нетерпения, когда же, в самом деле, начнутся события, которые должны будут развернуться здесь, на озерах. Иначе, зачем иностранной разведке понадобилось так настойчиво требовать от меня, чтобы я сюда им доставил ученого Фокина. Так я думал. Так я желал. Мне казалось, что это единственный предоставленный мне случай отличиться и показать на что я способен. Но, к моему огорчению, время неумолимо шло, вот уже наступил полдень, а нас по-прежнему окружала безмятежная тишина. Никто к нам не подходил, никто на нас не нападал. Я смотрю на застывший в лунке поплавок, требовавший к себе внимания, а мысли мои по-прежнему заняты Фокиным. Вот он сидит рядом, ничего не подозревая, иногда вытаскивает из лунки плотвичку или окунька и радуется, как ребенок, получивший долгожданную игрушку. А я весь в тревоге и напряжении. Ведь и я ответствен за его безопасность. «Мы вместе отвечаем головой за безопасность профессора Фокина», — сказал капитан Насонов, когда решался вопрос о рыбалке. То ли от холода, то ли произошел спад нервной системы, а может быть, и то и другое, но меня начало клонить ко сну. Невольно вздремнул… Вдруг поплавок вздрагивает и тут же скрывается подо льдом. Я хватаю леску, тяну к себе, она податливо слушается, лихорадочно выбираю леску и не чувствую, чтобы кто-то был на крючке. Вот уже конец лески, и в следующую секунду из моей лунки выныривают… Роджерс и Фани в скафандрах. — Молодец, Алексей Иванович, — говорит Роджерс, решительно направляясь к Ивану Петровичу. Я не успеваю опомниться, как они быстро накидывают на Ивана Петровича прозрачный мешок и тут же, схватив его в охапку, скрываются подо льдом. Я в ужасе оглядываюсь на капитана Насонова, а он как ни в чем не бывало сидит над поплавком. Господи, что теперь будет? И тогда я, в чем был, ныряю под лед вслед за Роджерсом… — Голубчик, у вас же клюет, — сквозь сон доносится до меня голос Ивана Петровича. Открываю глаза, с недоумением смотрю на Ивана Петровича и… радостно улыбаясь, встаю. «Слава богу, Иван Петрович здесь, жив и невредим. И надо же такому привидеться» — первое, что мелькнуло у меня в голове. — Клюет же… Что с вами, голубчик? — обращается ко мне Иван Петрович. Едва сдерживая охватившее меня волнение, я в ответ что-то говорю нечленораздельное и беру леску. Вытаскиваю окунька с палец величиной… — Вот он, миленький, дождался. Какой гигантище, — медленно, тяжело ворочая слова, произнес Иван Петрович. — Остыли, Иван Петрович? Налить еще стопочку? — Не откажусь, голубчик, сделайте одолжение. Я с трудом поднимаюсь со своего места и ватными ногами подхожу к его баулу. По телу побежали мурашки. Чувствую, и я замерз. Едва слушающимися пальцами отвинчиваю крышку термоса, наливаю горячего портвейна в стопку и подаю ее Ивану Петровичу. Иван Петрович выпил, попросил еще, а затем предложил мне. Я не отказался на сей раз. Кругом по-прежнему было тихо и морозно. Кое-кто уже начал покидать озера. Начали собираться и мы. Так, к моему огорчению, мирно закончилась наша рыбалка. Остался в памяти лишь приснившийся мне нелепый сон. После рыбалки на Медвежьих озерах прошло десять дней, а капитан Насонов молчал. Я терпеливо ждал. Однажды, поздно вернувшись домой, узнаю, что кто-то звонил и интересовался моей персоной. Утром позвонил Насонову. Так оно и есть, он хотел меня видеть. Наконец-то. И вот я у капитана Насонова. Он спокоен, серьезен. На его лице заметна усталость. — Как дома, Алексей Иванович? Все живы и здоровы? — как всегда интересуется при встрече капитан Насонов. — Все хорошо. Или, как скажет дочь, о'кей. Спасибо. — Кстати, как она сдает зимнюю сессию? — Нормально. — У вас есть новости? — Да вроде бы нет. Ждал вашего приглашения. — Ну, тогда давайте обсудим, как складывается обстановка на текущий момент, и немножко попытаемся заглянуть вперед. Но прежде прочтите вот это. — И Насонов подвинул ко мне отпечатанный на машинке лист бумаги. Не скрывая любопытства, беру лист, усаживаюсь плотнее на диване. — Можете читать вслух. — Хорошо, — отвечаю я, чувствуя, как учащенно забилось мое сердце. — «Дорогой друг! — начал я. — После нашей встречи прошло шесть месяцев. Пора, как у вас говорят,
Медвежьи озера
Я никогда не был на Медвежьих озерах. И даже ничего о них не слышал. А они заслуживают доброго внимания рыболовов. Расположены озера недалеко от Москвы. — А вы знаете, голубчик, — обращается ко мне Иван Петрович, только что возвратившийся из разведки от соседей, — здесь вовсе недурственно. И клев идет. Мы готовы? Я усердно готовлю снасти к бою. — Почти, Иван Петрович, — отвечаю ему, запуская леску под лед. — Пожалуйста, становитесь на часы. Я огляделся. Недалеко от нас, справа, как и было предусмотрено, расположился капитан Насонов, а слева — полковник Подзоров со своими коллегами. Мороз крепчал. В небе висели белоснежные облака. Кругом — мертвая тишина. Сегодня рыбалка необычная, и я меньше всего думал о ней. Волновало и беспокоило другое — неизвестность, а главное, как лучше обеспечить безопасность Ивана Петровича. У нас клев не шел. Так прошло два часа. — А вы знаете, Алексей Иванович, что-то холодновато. Не желаете ли стопочку рсского глинтвейна? — Иван Петрович обожал на рыбалке горячий портвейн. Никаких других напитков он не признавал. Ему всегда жена разогревала портвейн на спиртовом растворе, доводила его до определенной температуры, а затем помещала содержимое в термос. — Соблазняете… — Ах, простите, голубчик, я и забыл, что вы… Ну, а я, с вашего позволения, пропущу одну стопочку. — Он достал термос, налил в серебряную стопку вина, выпил. Причмокнул губами. — До чего же умны были наши предки! — крякнул от удовольствия Иван Петрович. — Впрочем, не во всех отношениях. Да, клев у нас не шел, как я ни старался. А тем временем мороз все крепчал, сковывал движения и портил настроение. Я изредка переглядывался с капитаном Насоновым, мысленно задавая ему один и тот же мучивший меня вопрос: «Когда? Ну когда же?» И ждал. Ждал, сгорая от нетерпения, когда же, в самом деле, начнутся события, которые должны будут развернуться здесь, на озерах. Иначе, зачем иностранной разведке понадобилось так настойчиво требовать от меня, чтобы я сюда им доставил ученого Фокина. Так я думал. Так я желал. Мне казалось, что это единственный предоставленный мне случай отличиться и показать на что я способен. Но, к моему огорчению, время неумолимо шло, вот уже наступил полдень, а нас по-прежнему окружала безмятежная тишина. Никто к нам не подходил, никто на нас не нападал. Я смотрю на застывший в лунке поплавок, требовавший к себе внимания, а мысли мои по-прежнему заняты Фокиным. Вот он сидит рядом, ничего не подозревая, иногда вытаскивает из лунки плотвичку или окунька и радуется, как ребенок, получивший долгожданную игрушку. А я весь в тревоге и напряжении. Ведь и я ответствен за его безопасность. «Мы вместе отвечаем головой за безопасность профессора Фокина», — сказал капитан Насонов, когда решался вопрос о рыбалке. То ли от холода, то ли произошел спад нервной системы, а может быть, и то и другое, но меня начало клонить ко сну. Невольно вздремнул… Вдруг поплавок вздрагивает и тут же скрывается подо льдом. Я хватаю леску, тяну к себе, она податливо слушается, лихорадочно выбираю леску и не чувствую, чтобы кто-то был на крючке. Вот уже конец лески, и в следующую секунду из моей лунки выныривают… Роджерс и Фани в скафандрах. — Молодец, Алексей Иванович, — говорит Роджерс, решительно направляясь к Ивану Петровичу. Я не успеваю опомниться, как они быстро накидывают на Ивана Петровича прозрачный мешок и тут же, схватив его в охапку, скрываются подо льдом. Я в ужасе оглядываюсь на капитана Насонова, а он как ни в чем не бывало сидит над поплавком. Господи, что теперь будет? И тогда я, в чем был, ныряю под лед вслед за Роджерсом… — Голубчик, у вас же клюет, — сквозь сон доносится до меня голос Ивана Петровича. Открываю глаза, с недоумением смотрю на Ивана Петровича и… радостно улыбаясь, встаю. «Слава богу, Иван Петрович здесь, жив и невредим. И надо же такому привидеться» — первое, что мелькнуло у меня в голове. — Клюет же… Что с вами, голубчик? — обращается ко мне Иван Петрович. Едва сдерживая охватившее меня волнение, я в ответ что-то говорю нечленораздельное и беру леску. Вытаскиваю окунька с палец величиной… — Вот он, миленький, дождался. Какой гигантище, — медленно, тяжело ворочая слова, произнес Иван Петрович. — Остыли, Иван Петрович? Налить еще стопочку? — Не откажусь, голубчик, сделайте одолжение. Я с трудом поднимаюсь со своего места и ватными ногами подхожу к его баулу. По телу побежали мурашки. Чувствую, и я замерз. Едва слушающимися пальцами отвинчиваю крышку термоса, наливаю горячего портвейна в стопку и подаю ее Ивану Петровичу. Иван Петрович выпил, попросил еще, а затем предложил мне. Я не отказался на сей раз. Кругом по-прежнему было тихо и морозно. Кое-кто уже начал покидать озера. Начали собираться и мы. Так, к моему огорчению, мирно закончилась наша рыбалка. Остался в памяти лишь приснившийся мне нелепый сон. После рыбалки на Медвежьих озерах прошло десять дней, а капитан Насонов молчал. Я терпеливо ждал. Однажды, поздно вернувшись домой, узнаю, что кто-то звонил и интересовался моей персоной. Утром позвонил Насонову. Так оно и есть, он хотел меня видеть. Наконец-то. И вот я у капитана Насонова. Он спокоен, серьезен. На его лице заметна усталость. — Как дома, Алексей Иванович? Все живы и здоровы? — как всегда интересуется при встрече капитан Насонов. — Все хорошо. Или, как скажет дочь, о'кей. Спасибо. — Кстати, как она сдает зимнюю сессию? — Нормально. — У вас есть новости? — Да вроде бы нет. Ждал вашего приглашения. — Ну, тогда давайте обсудим, как складывается обстановка на текущий момент, и немножко попытаемся заглянуть вперед. Но прежде прочтите вот это. — И Насонов подвинул ко мне отпечатанный на машинке лист бумаги. Не скрывая любопытства, беру лист, усаживаюсь плотнее на диване. — Можете читать вслух. — Хорошо, — отвечаю я, чувствуя, как учащенно забилось мое сердце. — «Дорогой друг! — начал я. — После нашей встречи прошло шесть месяцев. Пора, как у вас говорят,
