Проходили дни, а Калдерон не мог решить, что более раздражает в Александре: периоды кретинизма или сверхразума. Чудесный ребенок научился новым фокусам и хуже всего было, что Калдерон никогда не знал, что его ждет, и когда его настигнет какая-нибудь особая шутка. Как, например, когда комок липких конфет, украденных с помощью телепортации из магазина, материализовался в его постели. Александру это казалось безумно смешным, он хохотал до слез.

Или когда Калдерон отказался идти в магазин за конфетами, поскольку, — как он утверждал — у него не было денег.

Александр использовал психическую энергию, чтобы исказить законы земного притяжения, и Калдерон вдруг понял, что висит в воздухе головой вниз и что-то его трясет, а из карманов потоком сыплются монеты. В конце концов он пошел за конфетами.

Чувство юмора развилось прежде всего из жестокости: чем примитивнее разум, тем менее он разборчив. Каннибалу, вероятно, смешны страдания варящейся в котле жертвы. Допустим, кто-то поскользнулся на банановой кожуре и сломал шею. Взрослый человек не будет над этим смеяться, ребенок же да. Младенец, ребенок, дебил не могут отождествлять себя с кем-то другим, они оригинальны, их собственные интересы решают все. Мусор, раскиданный по всей спальне, не рассмешил ни Миру, ни Калдерона.

В их доме был маленький человек, но никто не радовался этому, кроме самого Александра; он-то развлекался вовсю.

— Ни минуты покоя, — жаловался Калдерон. — Он появляется повсюду и в любое время. Дорогая, я бы хотел, чтобы ты сходила к врачу.

— И что он мне пропишет? — спросила Мира. — Отдых и ничего больше. Ты хоть понимаешь, что прошло всего два месяца с тех пор, как Бордент взял в свои руки воспитание Александра?

— Мы чрезвычайно продвинулись вперед, — сказал Бордент, подходя к ним.

Кват, в контакте с Александром, сидел на ковре, а два других карлика монтировали новые устройства.

— Точнее, вперед продвинулся Александр.

— Нам нужно отдохнуть! — рявкнул Калдерон. — Если я лишусь работы, кто будет содержать этого вашего гения?

Мира взглянула на мужа, удивленная местоимением, которое он использовал.

— У вас неприятности? — поинтересовался Бордент.

— Декан несколько раз разговаривал со мной. Я не могу справиться со студентами на занятиях.

— Вам не следует расходовать терпение на студентов. Если дело в деньгах, мы вас обеспечим. Я немедленно займусь этим вопросом.

— Но я хочу работать. Я люблю свою работу.

— Ваша работа — Александр.

— Мне нужна прислуга, — вставила Мира. — Вы не могли бы смастерить какого-нибудь робота или что-нибудь в этом роде? Александр перепугал всех девушек, которых мне удалось уговорить. Никто не выдерживает в этом сумасшедшем доме.

— Искусственный разум может плохо подействовать на Александра, — заявил Бордент. — Нет.

— Я бы хотела время от времени приглашать кого-нибудь к нам в гости, сама куда-то сходить, или хотя бы просто побыть одна, — вздохнула Мира.

— Рано или поздно Александр повзрослеет, и вы сполна получите награду, как его родители. Я говорил, что ваши изображения находятся в Зале Великих Древних?

— Это вы зря, — сказал Калдерон. — Выглядим мы сейчас ужасно.

— Будьте терпеливы. Подумайте о предназначении вашего сына.

— Я думаю. И часто. Но он, мягко говоря, начинает утомлять.

— Вот тут-то и нужно терпение, — заметил Бордент. — Природа спланировала все для новой разновидности человека.

— Гмм…

— Он работает сейчас над шестимерными абстракциями. Все идет как по нотам.

— Да-а, — бормотнул Калдерон и пошел на кухню за Мирой.

Александр с легкостью пользовался своими приборами, его пухлые пальчики стали сильнее и увереннее. Он попрежнему испытывал нездоровое любопытство к голубому яйцу, которым ему разрешали пользоваться только под наблюдением наставников. Когда урок кончился, Кват выбрал несколько предметов и, как обычно, спрятал их в шкаф, оставив остальное на ковре, чтобы предоставить Александру поле деятельности.

— Он развивается, — заверил Бордент. — Сегодня мы сделали большой шаг вперед.

Мира и Калдерон как раз вошли в комнату и услышали его слова.

— В чем именно?

— В устранении психической блокады. Отныне Александру не нужен сон.

— Что-о? — спросила Мира.

— Ему не нужен сон. Все равно это противоестественный обычай. Суперменам не обязательно спать.

— Он больше не будет спать? — переспросил Калдерон, побледнев.

— Совершенно верно. Зато он будет развиваться в два раза быстрее.

В половине четвертого утра Калдерон и Мира лежали в постели, глядя через открытую дверь на играющего Александра. Они видели его отчетливо, как на освещенной сцене. Теперь он выглядел несколько иначе; разница была невелика, но все-таки была. Голова под золотистым пушком изменила свою форму, а мордашка с детскими чертами приобрела решительное выражение. Это было некрасиво, поскольку такое выражение не подходило младенцу. В результате Александр выглядел не суперребенком, а скорее, рано постаревшим первобытным человеком. Вся присущая детям жестокость и эгоизм — совершенно естественные черты у развивающегося малыша — читались на его лице, когда он играл хрустальными кубиками, словно собирая сложную головоломку. От этого лица бросало в дрожь.

Мира тяжело вздохнула.

— Это уже не наш Александр, — сказала она. — Совершенно не наш.

Александр поднял голову и вдруг разревелся. Когда он открыл рот и яростно заорал, раскидывая по сторонам кубики, исчезло неестественное выражение старости и связанного с ней вырождения. Калдерон заметил, что один из кубиков прокатился через дверь в спальню и упал на ковер, а из него высыпалось множество меньших и совсем уж маленьких кубиков, которые раскатились в стороны. Вопли Александра разносились по всей квартире. Вскоре начали захлопываться окна, выходящие во двор, а потом зазвонил телефон. Калдерон со вздохом снял трубку.

Положив ее, он поморщился и взглянул на Миру. Потом сообщил, стараясь перекричать Александра:

— Нам отказано в квартире.

— О! Ну что же… — сказала Мира.

— Вот и конец всему!

Оба помолчали, потом Калдерон произнес:

— Еще девятнадцать годков. Они говорили, что он повзрослеет в двадцать лет.

— Он станет сиротой гораздо раньше, — буркнула Мира. — О, моя бедная голова! Наверное, я простыла, когда он телепортировал нас на крышу перед обедом. Джо, ты думаешь, мы первые родители, которые так… так вляпались?

— Что ты имеешь в виду?

— Были ли супердети до Александра? Или мы первые обладатели супертерпения?

— Нам бы не мешало иметь его побольше.