Тишкина и проговорил отчаянным голосом:
– Я не могу без Эйлурии! Но с ней я тоже не могу, Фима! Как меня раздирают противоречия!
Эйлурия пренебрежительно фыркнула:
– Они его раздирают пятьсот лет! Пойдемте, сестры. Мы скоро увидимся, Ефимушка.
Эйлурия вышла, следом выплыли бедные невидимки.
Лур схватился за синюю голову, заскрипел зубами.
– Извините, Тишкин, но я раздваиваюсь, – и вдруг начал разделяться на две половинки.
– Погоди, погоди! – вскричал Тишкин, стаскивая с себя ремень.
Он завел ремень Луру за спину и начал стягивать президента в плечах.
– Ты уж извиняй, Лур Иваныч, я тебя на последнюю дырку затянул. Как оно, полегче?
– Разрывает, – простонал Лур. – Рвет.
– Погоди, я сщас тебя намертво укреплю, – Тишкин поставил Лура к стене и начал двигать на него сервант. Он притиснул президента к стене и сказал:
– Ты с Лукерьей-то поаккуратнее… Мини ей подарил бы, какой-нито букет. На чулок-сапог разорился бы с получки. А то ходит она у тебя в сандаликах, ровно пацаненок.
Лур задумчиво спросил:
– Как вы проникли в тайну женской психики?..
– Проникнешь… – вздохнул Тишкин. – Ежели десять лет с ими на ферме покрутишься. Опять же нет-нет да Моруа возьмешь, «Письма к незнакомке», почитаешь вместе с бабами. Вслух. После дойки.
Лур благодарно пожал Тишкину руку и попросил:
– Отодвигай мебель, Фима. Вроде пронесло фазу.
Отодвигая сервант, Тишкин сочувственно заметил:
– Я тоже как в свою фазу вступлю, Дашутка почище твоей Лукерьи мне холку мылит.
– Тоже раздваиваетесь? – спросил Лур с любопытством.
– Сам-то не очень… А вот предметы – точно. Эх, Лур Иваныч, подал бы ты сигнал Дарье из своего ящика! Что я, мол, об ей тоскую.
– О, это для меня семечки! – обрадованно воскликнул Лур, достал из-под мантии длинный синий ящик управления планетой и поставил его на стол.
– Я вообще-то виртуоз, – сказал он хвастливо, сел перед клавиатурой и прикрыл глаза, будто Ван Клиберн.
– Валяй, вдарь, – подбодрил его Тишкин.
Лур исполнил несколько торжественных пассажей и жалобно сказал:
– Извиняй, Фима, но сигнал не доходит до Земли. Совсем чуть-чуть, метров сто.
– Дай-ка твою фисгармонию, – попросил Тишкин.
Он взял ящик, крепко ударил его об колено, поставил его перед Луром:
– Теперь достанет. Шпарь по новой свою хабанеру.
Не успел Лур закончить игру, как в комнату вбежал Марзук с перекошенным, черно-синим лицом:
– Вы гляньте, что творят бывшие женщины! – выговорил он зелеными губами.
Лур захлопнул ящик, взял то под мышку. Они поспешили к выходу. За дверью к ним примкнул верный робот Вася.
…Площадь гудела от нестройных ликующих криков. Над узкими улицами в небе реял портрет женщины в косынке, сотканный из разноцветных телефонных проводов. Это была увеличенная, шесть километров на девять, фотография, которую Тишкин подарил Эйлурии. Лур радостно воскликнул: – О звезда моя вечерняя! Марзук оборвал его; – Какая звезда! Это Дашка, которая трахнула вас вилами. – Я сохранил этот ее жест в своем сердце, – сказал Лур с нежностью. А на площадь вступила колонна женщин в брюках. – Это марш материнства и младенчества, – сказал Марзук. – Какая у них платформа? – спросил Лур с беспокойством. Марзук с тихим отчаянием воскликнул: – Платформы нету! Ищут. А достать в обувном невозможно. Вот и кидаются на людей. Лур сказал: – Вон как мода их скрутила! Вдруг из переулка вышел рюмянин, который тащил старую детскую колясочку на трех колесах. – Стойте! – властно закричал Марзук. – Приблизьтесь. Рюмянин подошел, втянув голову в плечи. – Где вы взяли эту доисторическую коляску? – грозно спросил Марзук. – На чердаке. По заданию Союза возрождения женщин. – Зачем? – Возить этого, который пищит. – Любезный, у нас триста лет нет деторождения! – скрипуче пояснил Марзук. – Вы бессмертны. И живете вместо своих детей! Возить некого. – Пока некого, – вздохнул рюмянин. – А вскорости… – Никаких вскорости! – возразил Марзук. – Рюмянин, у которого появится младенец, автоматически становится смертным. Зарубите это на своем синем носу, жалкий подкаблучник. Марзук повернулся к Луру и схватился за ящик: – Лур, заклинаю вас! Усыпите всех этих одичавших женщин, иначе они устроят нам демографический взрыв. Опять пеленки, анализы, уколы, свинка, ау-уа! Дети не поймут нас, ведь нам по тысяче лет. Опять борьба с тещами, стрессы, бытовые травмы, болезни, полная хана! Лур схватился за голову и объявил сонным, тающим голосом: – Я сейчас раздвоюсь, коллеги. Рюмянин пустился бежать. Марзук достал ядовито-желтый пузырек с распылителем. – Вы узнаете, что я сделаю из этого похитителя колясок! Тишкин повернулся к роботу Васе: – Ты давай бери Лура и ходу за мной, железный! … Рюмянин вкатил колясочку в подъезд дома. На последнем этаже рюмянин вышел из лифта, – Марзук стоял на площадке, держа наготове пузырек. – Говори, где и кто пищит? – спросил он, отвинчивая пробку. – А то растворю на месте. И тут левая дверь на площадке открылась. Эйлурия и сестры-невидимки схватили рюмянина вместе с коляской. Марзук метнулся за ними, но его голову защемило дверью. Он подергал голову и грустно сказал Эйлурии: – Кранты. Отхимичил. Тогда Эйлурия взяла его за уши и втащила в квартиру вместе с мантией. А на площадку, отдуваясь, поднялись Тишкин с ящиком и верный Вася с Луром на спине. – Все сто этажей проверили, – сказал Тишкин, вытирая мокрый лоб. – Больше им деться некуда. – По теории вероятностей они за одной из четырех дверей, – пробормотал Лур. – Остается вычислить. Поставь меня, Вася. Вася поставил президента на пол. Тот пошевелил губами, посчитал, разбежался и ударил плечом в дверь против лифта. – Гляди, опять раздвоишься, – озабоченно проговорил Тишкин, удерживая Лура за мантию. – Ящик-то на что, голова? Берись, ребята. Втроем они взяли ящик, как таран, раскачали и ударили в дверь. Дверь выстояла. Тогда Тишкин вздохнул поглубже и хрипло затянул: – Эх, дубинушка, ухнем. Лур и Вася подхватили: – Эх, зеленая, сама пойдет, сама пойдет… От третьего удара дверь рухнула. За нею открылась голубая пустота, куда они с разбегу и вывалились вместе с ящиком…
****
…Площадь гудела от нестройных ликующих криков. Над узкими улицами в небе реял портрет женщины в косынке, сотканный из разноцветных телефонных проводов. Это была увеличенная, шесть километров на девять, фотография, которую Тишкин подарил Эйлурии. Лур радостно воскликнул: – О звезда моя вечерняя! Марзук оборвал его; – Какая звезда! Это Дашка, которая трахнула вас вилами. – Я сохранил этот ее жест в своем сердце, – сказал Лур с нежностью. А на площадь вступила колонна женщин в брюках. – Это марш материнства и младенчества, – сказал Марзук. – Какая у них платформа? – спросил Лур с беспокойством. Марзук с тихим отчаянием воскликнул: – Платформы нету! Ищут. А достать в обувном невозможно. Вот и кидаются на людей. Лур сказал: – Вон как мода их скрутила! Вдруг из переулка вышел рюмянин, который тащил старую детскую колясочку на трех колесах. – Стойте! – властно закричал Марзук. – Приблизьтесь. Рюмянин подошел, втянув голову в плечи. – Где вы взяли эту доисторическую коляску? – грозно спросил Марзук. – На чердаке. По заданию Союза возрождения женщин. – Зачем? – Возить этого, который пищит. – Любезный, у нас триста лет нет деторождения! – скрипуче пояснил Марзук. – Вы бессмертны. И живете вместо своих детей! Возить некого. – Пока некого, – вздохнул рюмянин. – А вскорости… – Никаких вскорости! – возразил Марзук. – Рюмянин, у которого появится младенец, автоматически становится смертным. Зарубите это на своем синем носу, жалкий подкаблучник. Марзук повернулся к Луру и схватился за ящик: – Лур, заклинаю вас! Усыпите всех этих одичавших женщин, иначе они устроят нам демографический взрыв. Опять пеленки, анализы, уколы, свинка, ау-уа! Дети не поймут нас, ведь нам по тысяче лет. Опять борьба с тещами, стрессы, бытовые травмы, болезни, полная хана! Лур схватился за голову и объявил сонным, тающим голосом: – Я сейчас раздвоюсь, коллеги. Рюмянин пустился бежать. Марзук достал ядовито-желтый пузырек с распылителем. – Вы узнаете, что я сделаю из этого похитителя колясок! Тишкин повернулся к роботу Васе: – Ты давай бери Лура и ходу за мной, железный! … Рюмянин вкатил колясочку в подъезд дома. На последнем этаже рюмянин вышел из лифта, – Марзук стоял на площадке, держа наготове пузырек. – Говори, где и кто пищит? – спросил он, отвинчивая пробку. – А то растворю на месте. И тут левая дверь на площадке открылась. Эйлурия и сестры-невидимки схватили рюмянина вместе с коляской. Марзук метнулся за ними, но его голову защемило дверью. Он подергал голову и грустно сказал Эйлурии: – Кранты. Отхимичил. Тогда Эйлурия взяла его за уши и втащила в квартиру вместе с мантией. А на площадку, отдуваясь, поднялись Тишкин с ящиком и верный Вася с Луром на спине. – Все сто этажей проверили, – сказал Тишкин, вытирая мокрый лоб. – Больше им деться некуда. – По теории вероятностей они за одной из четырех дверей, – пробормотал Лур. – Остается вычислить. Поставь меня, Вася. Вася поставил президента на пол. Тот пошевелил губами, посчитал, разбежался и ударил плечом в дверь против лифта. – Гляди, опять раздвоишься, – озабоченно проговорил Тишкин, удерживая Лура за мантию. – Ящик-то на что, голова? Берись, ребята. Втроем они взяли ящик, как таран, раскачали и ударили в дверь. Дверь выстояла. Тогда Тишкин вздохнул поглубже и хрипло затянул: – Эх, дубинушка, ухнем. Лур и Вася подхватили: – Эх, зеленая, сама пойдет, сама пойдет… От третьего удара дверь рухнула. За нею открылась голубая пустота, куда они с разбегу и вывалились вместе с ящиком…
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ПРЕДЫДУЩИХ ЧАСТЕЙ, ОПУБЛИКОВАННЫХ В №№ 2, 5, 7 и 10. Пришелец Глоус прилетает на Землю с планеты Рюм и остается жить в колхозе, там как он полюбил простую женщину Дашу. Глоус похож на ее бывшего мужа Ефима Тишкина. С планеты Рюм прилетают за Глоусом два высших бессмертных