не отставал Джакопо.

Данте кивнул.

— Война сейчас с Падуей, за город Виченцу. Император перед смертью дал Кангранде титул имперского викария Тревизской Марки, каковой титул означает, что Кангранде является правителем Вероны, Виченцы, Падуи и Тревизо. Естественно, тревизцам и падуанцам это не понравилось. Виченцей управляет друг и зять Кангранде, Баилардино да Ногарола. Ему ничего не стоило присягнуть брату своей жены.

— А как же война за Виченцу? — спросил Пьетро.

— Когда-то Виченца находилась под властью Падуи, потом сбросила ярмо зависимости и заключила союз с Вероной. Два года назад Падуя решила вернуть Виченцу. — Данте покачал головой. — Понимают ли эти глупцы всю глубину своей ошибки? Они ведь дали Кангранде повод к войне и теперь могут, помимо уже потерянной Виченцы, потерять и другие земли.

— А что делают тревизцы и венецианцы?

— Тревизцы выжидают, надеются, что Падуя победит армию Кангранде. А венецианцы… Они сами по себе. Сидят в своей лагуне, город со всех сторон защищен, ни гвельфы их не интересуют, ни гибеллины. Их вообще не интересует политика — постольку, поскольку она не влияет на торговые дела. Однако Кангранде, если отвоюет свои права, всю их торговлю прикроет. Тогда они, пожалуй, зашевелятся. Хотя, по-моему, после Ферарры венецианцев нелегко втянуть в войну, — с усмешкой добавил Данте.

— Может, нам повезет, и мы увидим сражение! — воскликнул Джакопо. Ему было четырнадцать, политика его, как и венецианцев, не интересовала. С того самого дня, когда Поко присоединился к ним в Лукке, Пьетро беспрерывно выслушивал его излияния о том, до чего славно было бы сделаться кондотьером^[6] и оставаться им, пока не приведется доказать собственную храбрость какому-нибудь подвернувшемуся под руку королю или хотя бы правителю, который и произведет его, Джакопо Алагьери, в рыцари. И тогда настанет для него роскошная жизнь.

Хотелось бы и Пьетро помечтать о роскошной жизни. Наверное, именно такая жизнь считается нынче правильной и ведущей к правильной и славной смерти. Женщины, деньги, шрам-другой… Роскошь? К роскоши и у Пьетро, и у его брата и сестры отношение было как у людей, когда-то эту роскошь имевших. После изгнания Данте из Флоренции семья разорилась, и мать Пьетро жила теперь исключительно на собственное приданое.

Однако представить себя солдатом Пьетро не мог. В свои семнадцать он даже ни разу не удосужился подраться с приятелем, не говоря уже о неприятеле. В Париже, правда, ему наскоро преподали урок владения мечом, в ходе которого Пьетро усвоил, какая сторона меча предназначена для снятия голов. Остальные приемы ведения боя он изучал исключительно по книгам.

Пьетро, как второго сына в семье, по обычаю прочили в священники. Его уделом должны были стать книги, молитвы и, возможно, садоводство. Он плел бы политические интриги, не знал бы недостатка в деньгах. Однако два года назад в Париже умер старший брат Пьетро, Джованни. Пьетро нежданно-негаданно был произведен в наследники и присоединился к отцу в изгнании. С тех пор они скитались — перебрались через Альпы обратно в Италию, жили в Пизе и Лукке. А от Лукки-то рукой подать до Флоренции. Ничего удивительного, что отец непрестанно думает о родине.

Если бы Пьетро спросили, он бы признался, что природа, к вящему разочарованию отца, на нем отдохнула. Ему не дано было способностей к стихосложению; он не умел даже толком заботиться об отце в скитаниях. Пьетро часто думал, что его младшая сестра куда лучше справилась бы с ролью сопровождающей великого Данте. Вот она-то уродилась умницей. Единственным утешением служил Поко — по сравнению с младшим братом Пьетро выглядел гораздо презентабельнее.

Вот как сейчас, например. Джакопо не умел вовремя остановиться и продолжал осаждать отца вопросами.

— Как настоящее имя Большого Пса?

— Кангранде делла Скала, — отвечал Данте. — Младший из троих сыновей и единственный из оставшихся в живых на сегодняшний день. Он худощав, высок ростом, красноречив. Нет, это все не то. Я же сказал: у меня нет слов для этого человека. В нем искра бессмертия. Или он в глубине души считает себя бессмертным. Дай ему волю — и он сделает Верону новой Caput Mundi.^[7] Впрочем, довольно. Ты скоро сам все увидишь. — Джакопо открыл было рот, но Данте величественно поднял руку. — Терпение! — Он задернул штору, отгородив себя и своих сыновей от темноты.

Ехали всю ночь. До Пьетро долетали голоса сопровождающих. Солдаты болтали о пустяках — по большей части о лошадях, девушках и азартных играх. Вскоре дыхание отца стало ровным, глубоким. Через минуту к его мерному храпу присоединилось сопение Поко.

Пьетро заснуть не удалось. Он отогнул край шторы и стал смотреть в окно. Ему казалось, что он видит и запоминает каждую милю. Данте всегда садился в карете лицом вперед, так что взору его сына представал сейчас уже проделанный путь, освещенный — или искаженный — светом факелов. Ветер трепал кроны дубов и кусты можжевельника, тени метались на дороге. Пахло свежестью. Возможно, надвигалась гроза. Пожалуй, она разразится не сегодня. И не завтра. Но она разразится.

Вскоре деревья стали реже, а затем и вовсе сменились фермами, мельницами, деревушками. Карета подпрыгнула — грязная разбитая дорога сменилась мощеной. Каждый удар копыта надолго повисал в ночной тишине. Пьетро в который раз порадовался, что к ним приставлена охрана. Слишком много опасностей подстерегает в наши дни беспечного путешественника.

Один из сопровождающих заметил Пьетро и поравнялся с окном кареты. Его кобыла пошла легким галопом.

— Подъезжаем к Вероне, синьор. Скоро будем на месте.

Пьетро поблагодарил всадника, но окна не завесил. Верона. Они с отцом принадлежат к партии гибеллинов, а значит, выступают в поддержку императора. Который умер. И против интересов папы, который тоже умер. В Вероне проживает знаменитое семейство Палио. Оно торгует… буквально всем торгует. Любой товар из Венеции, не отправленный морем, попадает либо во Флоренцию, либо в Верону. Из Флоренции путь лежит только в порт в Остии, зато Верона владеет ключами к Австрии и Германии, а значит, и к Франции, и даже к Англии. Верона расположена у самой Бреннеро, единственной надежной дороги через Альпы.

Незаметно въехали в пригород. Пьетро увидел дома, мастерские, лавки тех, кто был недостаточно богат, чтобы покупать недвижимость по другую сторону городской стены. Но даже здесь пахло городом. Пьетро удивился сам себе, когда обнаружил, что запах мочи и нечистот успокоил его. С другой стороны, он ведь всю жизнь провел в городах. Сначала во Флоренции, затем в Париже, после в Пизе.