- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (69) »
головы до ног смачно неприязненным взглядом.
— Стоит ей напиться, и она уже ни хрена не рюхает. Делай с ней что хочешь.
— Честно?
— Честно. Сразу становится на все согласная.
— Ладно, попробую.
— Попробуешь? Слушай, спорю, что, едва переступив порог, она тебя чем-нибудь ошарашит. Спорю, что она…
В дверь позвонили.
— Давай, — сказал Грегори.
Открыв девушке — белый джемпер и джинсы, робкий взгляд, с которым я не осмеливался встретиться, и во рту у меня был какой-то странный молочный привкус — и проводив ее наверх, я проскользнул в свою темную комнату. Я пил виски, пока не услышал властные шаги Грега. — Ну, вперед, — шепнул он мне в передней. — Вперед. Я надеялся, что к этому времени Миранда уже будет рыдать, биться в истерике или, что еще лучше, потеряет сознание. Но она стояла, маленькая и спокойная, перед высоким окном. Полноватая, но очень симпатичная, подумал я. И с болью отметил, что ее хлопчатобумажный рюкзак так и висит на ее горестно опущенных плечах. — Ушел? — спросила она, не оборачиваясь. Не люблю, когда со мной разговаривают, не оборачиваясь. — Боюсь, что да, — ответил я. Миранда обернулась. — Мне жаль, — сказал я, чувствуя, как гудит воздух. — Мне жаль, если ты расстроилась. — Не знаю, что теперь и делать, — вяло произнесла она. — Такой уж он, ничего не попишешь. — Он что — всегда таким был? — Нет, не всегда. Пошли вниз. Когда-то он был отличным парнем. Хочешь выпить? Когда был молодым. Пошли, у меня есть. Он изменился сильнее, чем меняются многие другие. Сюда. Не знаю почему. Пошли вниз, поговорим. О жизни, о Грегори и обо мне.
Что с вами происходит, девушки? Переспав с какой-нибудь психопаткой — а психопатки сейчас почти все, — я испытываю более чем естественное отвращение при мысли о перспективе осмотра постельного белья сразу после того, как выкину ее из квартиры. Разумеется, я обнаружу мрачные следы пребывания в постели фемины: пудовый слой грима на наволочке, пучки лобковых волос на простыне и черт его знает каким образом посаженное пятно: одним словом, полный набор. Но в последние дни я отдергиваю одеяло со зловещим предчувствием чего-то сверхъестественного, ужасного; у всех этих девиц поехала крыша — они могут оставить после себя все, что угодно… Я прямо-таки вижу Грегори, стоящего посреди комнаты, в которой все вибрирует после того, как ополоумевшая девица кинулась вон; он осторожно приближается к постели, полуотвернувшись, сгребает мускулистой рукой тяжелое пикейное покрывало, делает глубокий вдох,
Открыв девушке — белый джемпер и джинсы, робкий взгляд, с которым я не осмеливался встретиться, и во рту у меня был какой-то странный молочный привкус — и проводив ее наверх, я проскользнул в свою темную комнату. Я пил виски, пока не услышал властные шаги Грега. — Ну, вперед, — шепнул он мне в передней. — Вперед. Я надеялся, что к этому времени Миранда уже будет рыдать, биться в истерике или, что еще лучше, потеряет сознание. Но она стояла, маленькая и спокойная, перед высоким окном. Полноватая, но очень симпатичная, подумал я. И с болью отметил, что ее хлопчатобумажный рюкзак так и висит на ее горестно опущенных плечах. — Ушел? — спросила она, не оборачиваясь. Не люблю, когда со мной разговаривают, не оборачиваясь. — Боюсь, что да, — ответил я. Миранда обернулась. — Мне жаль, — сказал я, чувствуя, как гудит воздух. — Мне жаль, если ты расстроилась. — Не знаю, что теперь и делать, — вяло произнесла она. — Такой уж он, ничего не попишешь. — Он что — всегда таким был? — Нет, не всегда. Пошли вниз. Когда-то он был отличным парнем. Хочешь выпить? Когда был молодым. Пошли, у меня есть. Он изменился сильнее, чем меняются многие другие. Сюда. Не знаю почему. Пошли вниз, поговорим. О жизни, о Грегори и обо мне.
II
Довольно забавно, но чертовски надоедает, когда тебя преследуют и собачатся с тобой всю дорогу.— Это Грегори, — прошелестел я. — О, — откликнулся телефон. — Да, Грегори, это я, Миранда. — Ну что? — …Как ты? Я посмотрел свои ногти на свет — гладкие и блестящие, как миндалины. — …Грегори? — Слушаю. — Почему ты так со мной обошелся? — спросила она. — Что случилось? Я что-то не так сделала? — Прикажешь мне теперь выслушивать твои сентенции? Ожидая услышать обычный влажный всхлип или одышливое придыхание, я поплотнее прижал трубку к уху. И услышал — теплый глотательный звук. — Нам надо встретиться, — сказала она. — Обязательно. — Ты должен повидаться со мной. — Вот и повидаюсь. — …Тогда можно мне зайти ненадолго? — Заходи, — ответил я и, положив трубку, задержал свои длинные пальцы на диске. И вот я раздумывал, как распорядиться этой прохладной свободой вечера, этим неожиданным грузом часов, стоя у окна моего пентхауса, глядя на пейзаж зимних крыш, снова казавшийся таким таинственным и дружелюбным. Весь день на работе я терзался ужасным беспокойством. Я представлял, как вернусь домой и проведу еще один вечер а-ля Миранда — господи, и почему мы только все это терпим? — еще один вечер моей эпической холодности и ее неуклюжего благоговения, моих тошнотворных разговорчиков и ее панических, лихорадочных поцелуев, еще одна ночь двух слипшихся друг с другом спящих изваяний, ее широкие, горячие от слез губы, уткнувшиеся в мое плечо. Почему мы позволяем им так мучить нас? Почему мы так ласковы с ними? Почему? Ну ладно, твоя участь решена, сучка: больше ты от меня ничего не получишь. На самом деле, конечно, все было не так уж и сложно. Когда я вернулся с работы, этот придурочный Теренс сидел на кухне. Вообще-то я не пускаю его в эту часть своей квартиры — поэтому, когда я попросил его задержаться наверху и поговорить, у него был такой вороватый вид, такой затравленно-благодарный взгляд. — Джита больше не хочет со мной трахаться, — поведал он. Я, всерьез заинтересовавшись, спросил, как он думает, в чем тут дело. — Не знаю. И Джита тоже не знает. Я ткнул в него пальцем: — Это которая Джита? — Да та коротышка, с серьгами. — Ах вот что. — Волей-неволей Теренсу приходится выбирать исключительно низкорослых девиц, а об их ушах я изо всех сил стараюсь вспоминать как можно реже. — Это она оставалась здесь на ночь во вторник? — Да. — И?… — Я попробовал ее трахнуть. — И?… — Она тоже мне не дала. Мне это показалось чрезвычайно странным: Джита — по всему видно — из разряда тех девиц, которые готовы сделать все, что тебе только заблагорассудится. Так что же она тогда уперлась? Но из вежливости я сказал: — Забавно, у меня так все совсем наоборот. Последовало дурацкое отступление, в котором Теренс расписывал свои сексуальные колебания в противовес моим воображаемым достоинствам. Глупо, но его опасения насчет собственной гомосексуальности, излагаемые так чистосердечно и простодушно, могут встревожить не на шутку. — Со мной ничего подобного не происходит, — довольно холодно ответил я. — Если бы еще не эта чертова Миранда. — Да-да? — с интересом переспросил он. — Миранда со своими запросами. Здоровый физиологический аппетит Миранды, моя леность и распущенность, гораздо более солидная одаренность Теренса по этой части, легкость, с какой можно было бы произвести обмен… Минутное дело. Так что сегодня ночью, пока Теренс отважно рычит, пока Миранда до хруста в ребрах сжимает его своими ляжками, испещренными следами засосов, я буду здесь, наверху, посмеиваясь, вспоминать о том, чего не рассказал ему: о ее поцелуях с привкусом сырой печенки, о ее приторном, как шерри, языке, о призрачных запахах, исходящих из ее недристого нутра, и о потусторонних выделениях, блестящие следы которых она оставляет на ваших простынях.Грегори
Что с вами происходит, девушки? Переспав с какой-нибудь психопаткой — а психопатки сейчас почти все, — я испытываю более чем естественное отвращение при мысли о перспективе осмотра постельного белья сразу после того, как выкину ее из квартиры. Разумеется, я обнаружу мрачные следы пребывания в постели фемины: пудовый слой грима на наволочке, пучки лобковых волос на простыне и черт его знает каким образом посаженное пятно: одним словом, полный набор. Но в последние дни я отдергиваю одеяло со зловещим предчувствием чего-то сверхъестественного, ужасного; у всех этих девиц поехала крыша — они могут оставить после себя все, что угодно… Я прямо-таки вижу Грегори, стоящего посреди комнаты, в которой все вибрирует после того, как ополоумевшая девица кинулась вон; он осторожно приближается к постели, полуотвернувшись, сгребает мускулистой рукой тяжелое пикейное покрывало, делает глубокий вдох,
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (69) »