В садах лександровских гулял я…

Весело было Цугаю. Пошел он вечером в тюрьму, принял пост, во все камеры заглянул, сел на табурет, а на него дрема. Цугай и так, и сяк, слипаются глаза.

Тужился, тужился он и заснул.

Леший перебрался с его спины на грудь и стал кусать.

Кусал, толстел, в крысу вырос и грызет. Цугай стонет, а проснуться не может. Мундир расстегнул, рубаху расстегнул. Леший прыгнул на пол, стал Алешкой, револьвер у Цугая, взял и к виску ему:

— Будешь мучить нашего брата?

— Не-э-э, — со страху заблеял Цугай.

— Становись на колени!

Стал Цугай.

— Целуй коридор!

Поцеловал Цугай…

— Клянись…

Поклялся Цугай.

— Гляди! — погрозил леший, да белкой в фортку юрк…

Протер Цугай глаза, — в самом деле стоит он в тюремном коридоре на коленях. Прислушался, — тихо. Глянул, — фортка раскрыта, на решетке белка сидит. Потянулся он к кобуре, — пусто там. Затрясся и бегом на соседний пост: так, мол, и так, сон поганый видел я; погляди, сидит ли в карцере Алешка.

Пошел надзиратель к карцерам, позвал Алешку, в дверь постучал, — тихо, как в могиле. Дали тревогу, открыли карцер, — пусто. Ни дырочки, ни взлома, а пусто.

Прибежал начальник, глянул и за голову схватился:

— Выпустили, мерзавцы! Кто?

— Цугай сон поганый видел, — говорят ему.

— Какой сон? Цугай!

Рассказал Цугай сон. Начальник кобуру его ощупал и позеленел:

— Ага-а, сон видел!? Продал, иродово отродье! Обыскать!

Обыскали Цугая и бросили на место лешего в карцер.

II

Выбрался леший из тюрьмы и ну в лесу голосом знаки подавать. Кликал, кликал, — никого. В гущеру подался, нашел леших, а те шикают на него:

— Тсс, не булгачь: чужие тут сидят в камышах.

— Арестанты, небось, беглые, — догадался леший и давай обо всем рассказывать.

Не поверили ему лешие:

— Ты, говорят, городить такое, вроде в тюрьме не люди, а еловые пеньки.

Леший так и этак, — не верят. Рассердился он.

— Коли, — говорит, — не верите, пойдем со мной еще двое.

— Как?

— А так.

Взял леший пару дружков и повел их в камыши. А там спали беглые арестанты — Алешка, Мишка и Васька.

Снял с них леший боты, вытащил тюремные билеты, себе взял Алешкин, дружкам Мишкин и Вяськин дал и повел их.

Шли они огородами, репой лакомились и пришли к тюрьме перед утренней поверкой. Дернули у ворот за ручку-дзинь! Выглянул новый подворотный надзиратель, настежь калитку распахивает и улыбается: рад. Начальник прибежал. Алешка выступил вперед да в ноги ему — бух:

— Заставьте, — плачет, — рек добром поминать. Бешеной собаки испугались мы вчера. Думаем, кинется она на нас, станем мы все бешеные, и не управится с нами, с бешеными, господин начальник, вы, значит. Ну, и побежали мы от беды, собаку эту чтобы на огороды от арестантов заманить… Ну, и сгоряча наделали делов всяких.

Я в тюрьму вернулся, а ребята не успели.

Начальник улыбается и спрашивает:

— А как ты из карцера ушел?

Алешка вздохнул и завел;

— Жалко, — говорит, — мне стало Мишку и Ваську. Заблудятся, думаю, в лесу, потому — собака бешеная, а место глухое. Ну, я Цугая и сговорил: пообещал ему на том свете его грехи взять на себя. Прихожу в лес, а ребята ревут. Увидали, так и кинулись: доведи, говорят до тюрьмы. Вот я и привел.

Начальник и старший руки потерли и велели запереть леших в светлый карцер.

— Ну, не верили? Примечай теперь…

Час, два, три просидели лешие, а в животах только и добра, что репа. Постучали, подождали, еще постучали, — как в гробу. Разъярились, сняли с ног боты и ну молотить ими в дверь. Прибежал старший со сворой своей:

— Чего надо?

— Есть давай!

— Не подохнете! Открывай!

Ворвались надзиратели в карцер, избили леших за убитых надзирателей, боты и все, чем стучать можно, отобрали и ушли…

— Ну, не верили?

III

Из города приехало военное и судейское начальство.

Повели к нему леших. Начальник перед главным генералом вертится, рассказывает, как явились лешие в тюрьму, что говорили, и хихикает. Генерал послушал его да как порскнет носом и ну картавить:

— Глупости городите!

Начальник чуть с душой не расстался: хотел угодить, намекнуть, что ему пора вверх по службе итти, а вышло вон что. А тут еще старший вошел и ну мигать ему. Начальнику надо к генералу подлизываться, а он мигает и мигает. Обозлился начальник и спрашивает:

— В чем дело?

— Привели там…

— Кого привели? Давай сюда.

Старший глаза пучит, подмигивает, а начальник опять:

— Давай, говорю, сюда…

Повел старший плечом и ввел в контору пристава, полицейских, а с ними всамделешних беглых арестантов, Алешку, Мишку и Ваську: в лесу в камышах схватили их.

Глянуло начальство и обомлело: справа Алешка, Мишка и Васька и слева Алешка, Мишка и Васька. Только и разницы, что одни босые, другие в ботах. Пристав рапортует, как было дело. Генерал покраснел, собрал с лысины пот в платок, крикнул:

— Чогт знает что! — и поманил к себе всамделешнего Алешку:

— Эй, хагя! Ты кто?

— Алексей Сусликов.

Генерал к Алешке-лешему:

— А ты кто?

— Алексей Демьянович Сусликов.

— Фу, чогт!..

Кинулось начальство опрашивать тех и других, а Алешка-леший выступил и говорит:

— Не извольте беспокоиться: мы-ста и есть настоящие, потому и билеты при нас. Вынимай, ребята!

Вынули лешие тюремные билеты и подают. Поглядело начальство в билеты, по-куриному заокало:

— Конечно, точно, подписи несомненны, — и к всамделешним: — Где билеты?

Те в карманы, в шапки, — нету билетов. Побелели безбилетные, даже не арестанты — и затряслись:

— Обронили мы, ваши благородия…

— Обгонили, бгодяги! В катоггу! — затопал генерал.

— Да, ваши благородия, мы, вот истинный господь, мы — это мы, а это…

— Нет, мы — это мы! — затараторили лешие и пальцами на всамделешних показывают: — Гляньте, нешто похожи они на всамделешних?

Тут судейское начальство вмешалось: надо, мол, вывести одних и допросить других. Вывели леших. Начало начальство распытывать всамделешних: кто они, сколько годов им, как отцов, дедов, бабок звать и прочее. Ничего не вышло: всамделешние сбивались, путали, у леших же все без запинки выходило. Начальство руками развело, велело запереть леших особо, всамделешних особо, осмотрело карцер, фортку в коридоре и ну тюрьму обходить.

Лешие уселись в камере на полу и ждут. Открыл надзиратель дверь к ним, рявкнул:

— Встать! Смирно! Руки по швам! — а они ни с места.

Генерал по-картавому на них:

— Пгиказываю встать!

А Алешка в ответ:

— Больно отощали мы, барин!

— Ты ггубить! В кандалы! Всех!

Старший метнулся на коридор,