пушниной и кедровым орехом и владевшему помимо трех лесопилен еще и собственным колесным пароходом. Дом этот, вопреки сибирской традиции построен был не из лиственницы, как большинство купеческих особняков, а из темно-красного кирпича местного изготовления, владел которым еще один купчина по фамилии Рукавишников. Каждый кирпич весил не менее полпуда и не разбивался даже при падении с высоты десятка метров, а в раствор мастера-каменщики подмешивали к цементу яичный белок. Как только эта смесь застывала, кладка превращалась в монолит. Прочность его была такова, что когда однажды, уже в двадцатом веке власти решили снести ряд лабазов, принадлежавших в свое время тому же Рукавишникову, справиться со стенами не смогли ни отбойными молотками, ни кувалдами, ни даже тротиловыми шашками! Во времена советской власти здание вмещало в себя сначала весь областной аппарат административного и партийного управления, а затем, уже в демократическую эпоху, было великодушно передано в распоряжение творческой интеллигенции, получив громкое название «Дома творческих союзов».

По роскошной, мраморной, истертой несколькими поколениями людей лестнице с резными и тоже мраморными перилами я поднялся на второй этаж и очутился в поистине циклопическом помещении со сводчатым потолком и лепниной по верхнему поребрику стен, в котором распаленный воображением мозг с трудом признал обыкновенный коридор. До потолка, тонувшего в полумраке, каковой не в силах были разогнать редкие настенные бра возле каждой из двух десятков дверей, выходивших в коридор, было не менее шести метров. Да и в ширину это творение неведомого архитектора достигало размеров едва ли не настоящей улочки где-нибудь в Татарской слободе или Соляном квартале. Во всяком случае, пара каких-нибудь «ауди» разминулась бы здесь запросто!

Двери тоже потрясали воображение — трехметровые, резные, мореного дуба с литыми, потемневшими от времени бронзовыми ручками в виде медвежьих лап. Партийные бонзы и чиновники, бывшие владельцы здания, не рискнули ни менять этих монстров, ни как-либо их «облагораживать» по моде. Наоборот, видимо, стараниями управляющего делами областной администрации состояние всех «врат» поддерживалось со всей возможной тщательностью, не жалея средств. Единственное, на что осмелились потомки, это привинтить на одну из монументальных половин каждой двери соответствующую хозяину табличку.

Офис Ассоциации Ведовства и Целительства располагался в самом конце колоссального коридора и занимал сразу два помещения друг напротив друга. В правой части, выходящей окнами на Центральный проспект, размещались кабинеты председателя, секретаря Ассоциации, а также зал для заседаний и библиотека. В левой — кабинеты для приема посетителей и клиентов магами и целителями.

Верный журналистской привычке сразу брать «быка за рога», я потянул на себя левую «воротину», инстинктивно приготовившись приложить для этого немалое усилие. Однако, вопреки ожиданию, дверь открылась легко и бесшумно. Даже пожалуй слишком легко. Не иначе, как штучки кого-то из магов? А может быть…

Меньшикова сидела в дальнем углу небольшого квадратного холла, в который выходило шесть обыкновенных светлых «под ясень» дверей рабочих кабинетов. Стеклянный журнальный столик и два низких, «дутых» кожаных кресла уютно прикрывал сверху широкий зонтик какого-то экзотического тропического растения с крупными блестящими перистыми листьями, росшего, казалось, прямо из стенной панели в углу. Ксения, одетая в строгий темно-вишневый костюм, расположилась в одном из кресел, вытянув стройные загорелые ноги, и курила длинную черную сигарету с золотым мундштуком. Дым при этом совершал какой-то странный вираж над столиком и исчезал под зеленым зонтиком.

Я остановился в дверях, не решаясь без приглашения двигаться дальше, а Меньшикова, казалось, и не думала облегчать мне задачу. С минуту мы молча разглядывали друг друга. Наконец, терпение мое лопнуло, я сделал шаг вперед и сказал:

— Здравствуйте, Ксения Олеговна. Мне очень нужна ваша помощь.

— Опять? — слегка приподняла она тонкие изящные брови, не ответив на приветствие. — Кажется, мы с вами договорились более не беспокоить друг друга?

— Бывают ситуации, когда приходится нарушать их, разумеется, не по личной прихоти, но ради общего дела, — я постарался придать голосу убедительности.

— Что же это за дело может быть у нас с вами? — Меньшикова загасила сигарету в хрустальной пепельнице на столике и сменила позу, закинув ногу на ногу, от чего ее идеальной формы бедра открылись еще на десяток сантиметров выше, а руки сложила под высокой грудью, обхватив себя за локти.

На языке тела эта поза называлась «раковина» и практически лишала собеседника возможности эффективного общения. Единственным и действенным способом «достучаться» до принявшего эту позу был прием из арсенала психолога Милтона Эриксона именуемый «отзеркаливание». То есть применяющий его должен был копировать позу, жесты, мимику, интонации собеседника, и в результате последний начинал воспринимать того как собственное отражение. А ведь известно, что с отражением никто не конфликтует, и говорить ему можно все, что угодно! Правда, в данном случае передо мной сидел не обычный человек, но все же я рассчитывал, что сейчас в Ксении больше от женщины, чем от мага, а в каждой женщине живет хотя бы ма-а-ленькая мартышка!..

Поэтому я быстро прошел ко второму креслу, развернул его под тем же углом, что и первое, сел и закинул ногу на ногу, скрестив руки на груди и придав лицу высокомерно-удивленное выражение. Подумалось: «Сейчас она либо просто уйдет, либо превратит меня в таракана, либо…»

— Отдаю должное вашей находчивости, — чуть улыбнулась уголками полных губ Меньшикова, не меняя позы, — и готова выслушать причину вашего появления. Но если я сочту ее несерьезной, больше мы с вами не увидимся!

Я понял, что судьба все-таки предоставила мне шанс, и постарался как можно короче и выразительнее описать свое «видение», а про попытку самостоятельно выйти в астрал упомянул лишь вскользь. Рассказ занял у меня не более пяти минут, и все это время я неотрывно следил за выражением лица Меньшиковой, совершенно напрасно пытаясь обнаружить хоть малейшие признаки интереса. Увы! Я забыл, с кем имею дело! Лик «греческой богини» оставался абсолютно бесстрастным и по-прежнему прекрасным и надменным.

«Интересно, — пришла мысль, когда я закончил монолог, — маги — они все такие? А может быть, им просто скучно общаться с нами, людьми? Или наоборот, им скучно, потому что они все знают наперед?»

Ксения наконец