Немного спустя к нему вернулся его обычный апломб. «Надо убираться отсюда»,— подумал Морган. Он не был на полпути к Линакулану, надо идти по этой дороге, если только... не найдется какого-нибудь транспорта. Морган спросил:
—Линакулан — самый близкий город отсюда?
—Да.
—Вы идете туда?
—Нет.
Затем с проблеском надежды:
—У вас здесь церковь поблизости?
—Нет. Но я часто ходил по этой дороге.
—Ради Бога! Зачем ходить по такой скверной дороге?
—Вы сами ответили на вопрос. Ради Бога.
Морган совершенно расслабился. Священник был абсолютно безопасен. Тронутый, но безопасный.
—Хорошо,— сказал Морган почти небрежным тоном.— У меня длинная дорога впереди. До свидания.
Моргану почудилось, что взгляд священника смягчился, когда он стал ему отвечать:
—Я пройду часть пути вместе с вами.
— Как хотите, мой отец. Меня зовут... Дан Морган. Я — американец.
—Да... я знаю.
Несколько секунд Морган был в замешательстве. Затем в нем снова зародилось подозрение. Несомненно, священник обыскал его, когда он был без сознания... этим объяснялось, наверное, и исчезновение пистолета.
Сначала они шли молча. Луна —этот странный шар белого, и холодного цвета — победила в своей битве с облаками и блестела теперь за их спинами. Длинные, тонкие тени бежали по дороге перед мужчинами. Складки сутаны священника шуршали при каждом его шаге, сандалии хлопали по серой пыли дороги.
Морган сделал попытку завязать разговор:
—На каком расстоянии находится Линакулан?
—Далеко.
Морган взорвался:
—Я думал, что остается приблизительно пятьдесят километров.
—Огни Линакулана находятся в пятидесяти четырех километрах от места вашей аварии.
Все-таки это важно было узнать. Если повезет, Морган сможет дойти туда завтра после полудня... и уже детской игрой будет достать там новую машину. Он ускорил шаг; священник шел, не отставая от него.
В какой-то момент луна спряталась за холмами, и тени исчезли. Темнота, которая их объяла, была чем-то осязаемым, теплым, волнительным, наводящим ужас, как внутренняя часть закрытого гроба. Морган бросил взгляд на часы. Они показывали восемь часов восемнадцать минут; что-то сломалось, вероятно в механизме в момент аварии. Он не знал, сколько времени он оставался без сознания, но шли они уже часа два. Должно было быть около полуночи.
Они шли, тяжело ступая, два черных силуэта, почти как тени, по унылой дороге.
Они вскарабкались на возвышенность и вновь оказались залитыми лунным светом. Морган почувствовал себя лучше. Эта темнота была слишком густой; ему казалось, что в ней прятались... нереальные вещи... недосягаемые этим лунным светом.
Они начали спускаться, и темнота вновь обволокла их...
—Неужели здесь нет никакого освещения, в этом районе, забытом Богом? — спросил Морган раздраженным тоном.
Священник не ответил. Морган повторил свой вопрос; его голос выдавал скрываемую угрозу.
Никакого ответа. Морган пожал плечами и сказал себе:
—Пошел к черту, зловещий католик. Я займусь тобой позже.
Дорога привела их к подножию другого склона. Ночь — одна из тех, которые оказывают ужасное гнетущее действие на людей, страдающих клаустрофобией,— сомкнулась над ними, угрожающе давя.
Они долго шли, одолеваемые депрессией, прежде чем достигли следующего холма — и на этот раз лунный свет не встречал их; только слабый свет исходил от низких облаков на горизонте. Однако этого было достаточно, чтобы различить разветвление дороги.
Морган заколебался. Он спросил:
—Какая из дорог ведет в Линакулан?
Священник остановился. Его темные зрачки увеличились. До такой степени, что можно было подумать, что белки глаз полностью исчезли. Он вытянул руку, чтобы поправить сутану, и этот жест сделал его похожим на дьявольски коварную женщину, готовую разорвать свою жертву. Даже в полутьме от него падала тень... черная и вытянутая в виде креста тень.
Тогда Моргана охватил инстинкт потенциального убийцы.
—Отвечайте,— прорычал он,— в какую сторону Линакулан?
—Маловерующий человек...
Голос Моргана дрожал от ярости:
—Слушайте меня, проклятый священник! Вы не хотели мне отвечать... даже разжать свои зубы. При чем здесь вера? Скажите мне только, на каком расстоянии находится Линакулан. Это все, что я у вас прошу. Я не хочу ни славословий, ни проповедей! Понятно?
—Вам еще долго идти...
Голос его потерялся, и Моргай заметил изменение в поведении священника. Немного позже Морган услышал... отдаленный стук копыт.
Луна — как по совпадению — в последний раз прорвала тучи. Сначала это была только какая-то тень на горизонте, но по мере приближения Морган четко различил лошадь. Ее грива и хвост развевались, как черные хоругви. Это было великолепное животное, самое крупное из тех, которые он когда-либо видел,— черное, как ночь, пылкое, как буря.
Именно от вида девушки, сидящей на лошади, у Моргана перехватило дыхание. Девушка сидела верхом так, что лошадь и она составляли единое целое. Лунный свет играл с ее силуэтом. Девушка была одета во все белое, от сапожек и брюк-галифе, до прилегающей к телу рубашки с длинными рукавами и испанской шляпы типа сомбреро. Напротив, волосы у нее были черные и спускались вниз по спине, как нежное облако цвета эбенового дерева.
Она резко натянула поводья и остановила жеребца перед мужчинами. Конь взвился. Морган отскочил назад, но священник не дрогнул.
—Итак, мой отец,—сказала она, улыбаясь, в то же время щелкая хлыстом по галифе.— Я вижу, что вы взяли под свое крылышко нового несчастного.—Она произнесла слово «несчастный» с удивительным ударением. Морган не знал, нужно ли ему сердиться или удивляться. Он ждал, наблюдая сцену, которая разыгрывалась между двумя персонажами. Может быть, все это составляло какой-то элемент расставленной ловушки. Это не имело значения, в данный момент ему ничто не угрожало. Он удовлетворился тем, что стоял здесь я любовался гордой фигурой девушки.
В какой-то момент она ощутила на себе взгляд Моргана; ее глаза спрашивали его, такие же наглые и смелые, как и его.
Она