нетерпеливо вскричал я.— Нате вам пока, а там увидим.

— Зачем?— удивился Абрам.— Ведь мы же ещё не заработали.

— Это так принято, называется аванс, берите.

— Называется аванс,— подтвердил Бенцион.— Бери, Абрам. Отработаем.

Они застенчиво взяли деньги и ушли, а я весь день чувствовал себя в глупом положении неопытного, растерявшегося спирита, вызвавшего духов и не знающего, что с ними делать. Когда я рассказал. в редакции об этом случае, весь день во всех углах стоял гомерический хохот.

III

Братья пришли ровно через четыре дня.

— Здравствуйте,— сказал Бенцион.— Как поживаете? Нечего сказать — большой город Санкт-Петербург. А?

— Нечего отнимать время у них,— сказал деловым тоном Абрам.— Вынимай стихи.

Оба, как по команде, вынули из карманов по пачке стихов и положили передо мной.

— Эти ещё лучше, чем те,— сказал Бенцион.

— Ого!— захохотал Абрам, подталкивая одобрительно брата в бок.— Гораздо более!

Я развернул одну пачку с тайной бессмысленной и беспочвенной надеждой найти в ней что-нибудь мало-мальски годное для печати.

Первое стихотворение начиналось так:

— Хорошо,— нерешительно сказал я.— Зайдите через неделю, мы их прочтём, посоветуемся.

— А!— торжествующе воскликнул Абрам, подмигивая Бенциону.— Уже нас читают, об нас советуются. Недурно, а?

— У вас ещё деньги есть?— спросил я.

— Есть,— ответили они, но по их лицам я видел, что денег у них нет.

Чтобы не слышать возражений, я сказал:

— Получите деньги, это так принято. Всякий писатель получает аванс, когда даёт вещь для печати.

— Хорошее дело быть писателем,— сказал Бенцион.— Какой дурак Гришка Конухес, что он сидит в своей галантерее. Что такое, спрошу вас, галантерея в Степанцах? Ха-ха-ха!

Они раскланялись и ушли, а я схватил сам себя за волосы и заскрежетал зубами.

Через неделю они опять пришли, взявшись под руки, сияющие, полные самых радужных надежд.

— Ну?

— Пока ничего,— пожал я плечами.— Деньги у вас есть?

— Нет,— покачал головой Абрам,— деньги мы у вас больше не возьмём. Мы узнали: таких правилов нет, чтобы деньги брать да брать, а что же дальше?

Опустив голову, Бенцион тихо добавил:

— Ну, нам некоторые тут знакомые сказали, что стихи наши не такие гениальные, как мы думали…

Сердце моё сжалось.

— Ну, что вы!.. Стишки ничего себе… только…

В это время у меня сидел заведующий нашей конторой: грубоватый, суровый старик.

— Да что в самом деле: стихи да стихи. Стихов у нас и так хоть залейся… Вы бы лучше объявление хорошее принесли.

— Объявление?— удивился Бенцион.— Какое?

— Публикацию от какой-нибудь фирмы для нашего журнала. А то стишки — эка невидаль.

Братья стояли молча. Вздохнули и дружно сказали друг другу:

— Ну, идём.

— Ну, идём.

— Возьмите ещё аванс!— вскричал я, хватая Бенциона за руку.

Он деликатно высвободился и ушёл.

IV

Однажды, когда я сидел, полный чёрных мыслей о своём легкомысленном поступке и о судьбе исчезнувших братьев, ко мне постучались.

— Ну, кто там?

— Извините,— сказал Бенцион, протискивая вперёд Абрама.— Мы ещё раз к вам. Вот: не надо ли?

Протиснутый вперёд Абрам положил мне на стол какую-то бумагу и застенчиво отскочил. Его место занял Бенцион, положил какую-то бумагу и, глупо улыбаясь, тоже отскочил.

«Ещё стихи»,— усмехнулся я про себя и робко заглянул в подсунутые мне бумаги.

— Что это?

— Объявления,— ухмыляясь, сказал Бенцион.— Вы хотели иметь объявления, так мы вам достали. Он табачная фабрика, а я — корсеты — «Друг человека — желудок».

Фирмы были солидные. я позвал заведующего конторой и передал ему объявления.

— Молодцы!— похвалил их старик, будто они именно то и сделали, что от них требовалось.— Так и надо. Тащите ещё. Принесли вы приблизительно полтораста двойных — значит, следует вам около двадцати двух рублей, что ли. Хотите получить?

Глаза Абрама сверкнули голодным огоньком, но он потушил его и, опустив голову, сказал:

— Мы должны.

— Должны,— как эхо подтвердил Бенцион.— Ой, мы ещё много должны.

— Пустяки, это был аванс,— усмехнулся я.— Выдайте им, после сочтёмся.

Братья просияли, толкнули друг друга локтём, засмеялись и вышли вслед за стариком.

Я чувствовал себя на седьмом небе.

V

Изредка я наводил справки об удивительных братьях Самуйловых. Мне сообщили, что сначала они показывались редко, объявления, очевидно, давались им туго, но потом способности экс-поэтов развернулись пышным цветом.

Однажды, зайдя в конфетный магазин, я имел случай наблюдать братьев на их трудной, неблагодарной работе.

Не замечая меня, Бенцион стоял перед старшим приказчиком и убеждённо говорил:

— Реклама есть двигатель торговли. Ни одна копейка, брошенная на рекламу, не пропадает даром. Все солидные фирмы сознали необходимость рекламы, тем более в таком распространённом журнале, как…

— Мы никому вообще не даём объявлений,— сказал приказчик.— Наша фирма не публикуется.

Он ушёл за перегородку, а Бенцион развёл руками и обратился к барышне:

— Помилуйте, реклама — это двигатель торговли. Копейка не пропадёт даром. Все солидные фирмы, которые коммерческие…

Продавщица улыбнулась и занялась каким-то покупателем. Абрам взял за пуговицу какого-то господина и сказал:

— Вы можете себе представить преимущества рекламы. Это двигатель торговли, и я удивляюсь…

— Да я покупатель,— сказал господин.— Ей-богу, мне нечего рекламировать.

— Нечего?— удивился Абрам.— Очень жаль.

Он увидел меня и радостно поздоровался.

— Здравствуйте, поймите, пожалуйста, что всякая коммерческая фирма, понимающая рекламу как двигатель торговли…

— Это вы не мне, а им объясните,— засмеялся я.

— Я им уже объяснял… Чудаки, не понимают… Имейте в виду — каждая копейка, истраченная на рекламу… Мы все втроём вышли из магазина.

Я простился с ними, сел на извозчика и, уезжая, услышал, как Бенцион говорил Абраму:

— Вы понимаете, что разумно данная реклама, которая есть двигатель торговли, должна оправдывать каждую истраченную копей…

VI

Недавно я получил записку без подписи, гласившую: «Если бы вы приехали сегодня вечером к „Контану“, то это было бы очень хорошо. А если бы вы спросили там, где кабинет номер двенадцатый, то это было бы ещё лучше… Не кушайте много за обедом. Ну, приедете? Приезжайте!»

Я усмехнулся и решил поехать.