священника. Тот прижал иньектор к сгибу локтя Мартина — короткое шипение и всё. Затем поставил на запястье временную татуировку:
— Как только она пропадёт, действие индульгенции закончится.
— Что там? — кивнул Мартин на иньектор, растирая сгиб локтя — место укола заныло.
— Если коротко, полисахаридная цепочка — она перестроит выделение ферментов в гипофизе так, что вы сможете испытывать ненависть.
— А если длинно…?
— Тогда, думаю, всех денег картеля Недин не хватит для оплаты моего ответа.
Мартин вежливо склонил голову и не стал настаивать.
— Благодарю, — бросил, уже выходя из кельи.
— Пусть помощь Ордена окажется вам полезной.
На улице в глаза плеснуло ярким летним солнцем и на мгновение у Мартина закружилась голова — слишком разительным оказался переход от сумрака подземелий Храма к ослепительному сиянию мегаполиса.
Но рядом прошуршала воздушная подушка, мягко хлопнула дверца, и шофёр уверенно поддержал хозяина за локоть:
— Осторожнее, господин Недин. Куда вас отвезти?
— Домой, Михаил, домой.
Удобно устраиваясь в мягком кожаном сиденье, Мартин бросил взгляд на запястье — тёмным золотом искрились буквы «A.M.D.G.[4]»
Мартин стремительно взбежал по гранитным ступеням крыльца, дворецкий еле успел отшатнуться: — Добрый день, господин Мартин. Вы решили не лететь на Фобос? Но ваш отец настаивал на вашем участии в саммите глав картелей. — Мой отец прекрасно справится и без меня, Роджер. Где моя невеста? Дворецкий помедлил с ответом. — Где?! — рявкнул Мартин — в сердце плескалось льдистое пламя, придавая силы, очищая сознание от лишних сомнений. — Она вроде бы зашла в гости к вашему брату, господин Мартин, — тихо ответил Роджер. — Ясно, — в голове у Мартина складывалась мозаика из недомолвок, подозрений, несоответствий. Всё складывалось, но почему-то не было больно — только где-то внутри всё ярче разгорался невидимый огонь. Пронёсся через весь дом в свою комнату, выхватил из сейфа магнитную ловушку армейского образца. Щёлкнул предохранителем — и в силовых полях замерцала, кружась, крупинка трития, коснулся зажигания — силовые поля обняли разгорающийся плазменный пожар. Теперь осталось только нажать на курок — в непроницаемой стене силовых полей появится микронная прореха, сквозь которую ринется жадное, смертоносное пламя, рукотворный протуберанец. Мартин шёл через дом неровными шагами — сердце частило, еле выдерживая новое чувство. Оно сжигало изнутри, но и давало силы. Дарило почти что всемогущество, насмехалось над сомнениями и преградами. Мартин рассмеялся… и сразу же замолчал, испугавшись своего смеха. Апартаменты брата. Дверь не выдержала удара и распахнулась — жалобно зазвенела на полу панель электронного замка. Эрик не выглядел ошарашенным. Казалось, что он давно этого ждал, и рад, что всё наконец-то закончилось. — Зачем? — прошипел Мартин. — Почему ты не спрашиваешь, где Катрин? — улыбнулся Эрик, глазами показывая на ванную. Шум воды говорил о том, что кто-то там всё же есть. — О Катрин потом… Зачем ты ходил в храм, зачем покупал индульгенции на предательство? Эрик спокойно посмотрел ему в глаза: — Брат, но я же ничего не умею… Совсем. Вот отец меня и активировал, как предателя Скулы свело от бешенства — Мартин понял, что ещё минута, и он сорвётся. Новое чувство заполонило разум. Только бы брат замолчал … Перетерпеть, промолчать, не содеять… — Сколько? Эрик вскинул на него пронзительный взгляд. — Сколько раз? — повторил Мартин. — Семьдесят два. То есть семьдесят три… вместе с тобой. — Кто ещё? Макс Фоэр, Линден Дрейк, Войцех Ретра? Лица друзей, обвинённых в предательстве и казнённых по приказу отца, проносились перед глазами. — Они же были и твоими друзьями. Эрик тихо засмеялся: — Потому что предавать — мой талант. Мой единственный и неповторимый талант. Я же ничего не умел, мой способный, сильный братец. Все доставалось тебе — Катрин, управление картелем, деньги, слава… А для меня только предательство. Ты же знаешь нашего отца — он всем найдёт применение. Солнечное пламя в руках Мартина тихо вибрировало, силовые поля искрились северным сиянием, подсвечивая ладонь изнутри. Казалось, руку окутывает пламя. Но Мартин знал, что настоящий огонь пылает в душе. Ненависть пьянила… подталкивая, намекая, соблазняя. Шум в душевой кабинке прекратился. И Мартин улыбнулся… хищно, уверенно, зло. Если это Катрина… А это она — без сомнения. Тогда он более не будет сдерживаться… И жгучее, пьянящее пламя в сердце растечётся по жилам, даруя отдохновение разуму. Если бы кто-то раньше сказал, какое это упоение — ненавидеть. Дверь душевой открылась и Катрина вышла… весёлая, разрумянившаяся, опьянённая недавней близостью с мужчиной. Замерла. — Зачем тебе индульгенция на предательство? Она не ответила, вжимаясь в тёмное дерево двери. — Только лишь для этого? — Мартин дёрнул рукой в направлении постели. На душе было гадко — использовать предательство так мелко, для измены. А он то думал… собирался защитить отца, картель, брата… Мышцы лица искривила судорога. — Мартин, не надо, — прошептала Катрин. — Правда, у меня это хорошо получается? — улыбнулся Эрик, по-мальчишески искренне, — …преда… Пламя вырвалось из магнитной ловушки, равнодушно пожирая и шёлк простыней, и человеческую плоть. Катрин завизжала. Мартин прикрыл глаза и направил полосу огня в её сторону. Когда пламя немного поутихло под тяжёлыми каплями противопожарной системы, Мартин подошёл к той, что когда-то была его невестой. Тёмно-зелёные глаза с золотистыми искорками с ужасом смотрели на него, но кроме смертного страха в них ничто более не осталось — всё ушло в небытиё. Мартин провёл рукой по её щеке — плазма милосердно пощадило лицо. Капли противопожарной взвеси стекали по щекам. Словно слёзы. Серебристые, тяжёлые, опоздавшие… — Due cose belle ha a mondo Amore e Morte[5], — прошептал Мартин. И вышел из комнаты. Не оборачиваясь. — Роджер, — позвал Мартин, медленно спускаясь по тёмным ступеням главной лестницы, — не поступало сообщений от отца? — Нет, господин Мартин, вы же знаете, он приезжает послезавтра. Я слышал крик госпожи Катрины… Что-то случилось? — Нет, Роджер. Всё нормально. Теперь всё нормально.
— О, Мартин! Вы решили вернуться? — оживился отец Хоуп. — Что же сегодня? Как прошлый раз? Мартин облизнул враз пересохшие губы: — Да, спасибо. Мне нужна ненависть… и немного предательства. 2006
Мартин стремительно взбежал по гранитным ступеням крыльца, дворецкий еле успел отшатнуться: — Добрый день, господин Мартин. Вы решили не лететь на Фобос? Но ваш отец настаивал на вашем участии в саммите глав картелей. — Мой отец прекрасно справится и без меня, Роджер. Где моя невеста? Дворецкий помедлил с ответом. — Где?! — рявкнул Мартин — в сердце плескалось льдистое пламя, придавая силы, очищая сознание от лишних сомнений. — Она вроде бы зашла в гости к вашему брату, господин Мартин, — тихо ответил Роджер. — Ясно, — в голове у Мартина складывалась мозаика из недомолвок, подозрений, несоответствий. Всё складывалось, но почему-то не было больно — только где-то внутри всё ярче разгорался невидимый огонь. Пронёсся через весь дом в свою комнату, выхватил из сейфа магнитную ловушку армейского образца. Щёлкнул предохранителем — и в силовых полях замерцала, кружась, крупинка трития, коснулся зажигания — силовые поля обняли разгорающийся плазменный пожар. Теперь осталось только нажать на курок — в непроницаемой стене силовых полей появится микронная прореха, сквозь которую ринется жадное, смертоносное пламя, рукотворный протуберанец. Мартин шёл через дом неровными шагами — сердце частило, еле выдерживая новое чувство. Оно сжигало изнутри, но и давало силы. Дарило почти что всемогущество, насмехалось над сомнениями и преградами. Мартин рассмеялся… и сразу же замолчал, испугавшись своего смеха. Апартаменты брата. Дверь не выдержала удара и распахнулась — жалобно зазвенела на полу панель электронного замка. Эрик не выглядел ошарашенным. Казалось, что он давно этого ждал, и рад, что всё наконец-то закончилось. — Зачем? — прошипел Мартин. — Почему ты не спрашиваешь, где Катрин? — улыбнулся Эрик, глазами показывая на ванную. Шум воды говорил о том, что кто-то там всё же есть. — О Катрин потом… Зачем ты ходил в храм, зачем покупал индульгенции на предательство? Эрик спокойно посмотрел ему в глаза: — Брат, но я же ничего не умею… Совсем. Вот отец меня и активировал, как предателя Скулы свело от бешенства — Мартин понял, что ещё минута, и он сорвётся. Новое чувство заполонило разум. Только бы брат замолчал … Перетерпеть, промолчать, не содеять… — Сколько? Эрик вскинул на него пронзительный взгляд. — Сколько раз? — повторил Мартин. — Семьдесят два. То есть семьдесят три… вместе с тобой. — Кто ещё? Макс Фоэр, Линден Дрейк, Войцех Ретра? Лица друзей, обвинённых в предательстве и казнённых по приказу отца, проносились перед глазами. — Они же были и твоими друзьями. Эрик тихо засмеялся: — Потому что предавать — мой талант. Мой единственный и неповторимый талант. Я же ничего не умел, мой способный, сильный братец. Все доставалось тебе — Катрин, управление картелем, деньги, слава… А для меня только предательство. Ты же знаешь нашего отца — он всем найдёт применение. Солнечное пламя в руках Мартина тихо вибрировало, силовые поля искрились северным сиянием, подсвечивая ладонь изнутри. Казалось, руку окутывает пламя. Но Мартин знал, что настоящий огонь пылает в душе. Ненависть пьянила… подталкивая, намекая, соблазняя. Шум в душевой кабинке прекратился. И Мартин улыбнулся… хищно, уверенно, зло. Если это Катрина… А это она — без сомнения. Тогда он более не будет сдерживаться… И жгучее, пьянящее пламя в сердце растечётся по жилам, даруя отдохновение разуму. Если бы кто-то раньше сказал, какое это упоение — ненавидеть. Дверь душевой открылась и Катрина вышла… весёлая, разрумянившаяся, опьянённая недавней близостью с мужчиной. Замерла. — Зачем тебе индульгенция на предательство? Она не ответила, вжимаясь в тёмное дерево двери. — Только лишь для этого? — Мартин дёрнул рукой в направлении постели. На душе было гадко — использовать предательство так мелко, для измены. А он то думал… собирался защитить отца, картель, брата… Мышцы лица искривила судорога. — Мартин, не надо, — прошептала Катрин. — Правда, у меня это хорошо получается? — улыбнулся Эрик, по-мальчишески искренне, — …преда… Пламя вырвалось из магнитной ловушки, равнодушно пожирая и шёлк простыней, и человеческую плоть. Катрин завизжала. Мартин прикрыл глаза и направил полосу огня в её сторону. Когда пламя немного поутихло под тяжёлыми каплями противопожарной системы, Мартин подошёл к той, что когда-то была его невестой. Тёмно-зелёные глаза с золотистыми искорками с ужасом смотрели на него, но кроме смертного страха в них ничто более не осталось — всё ушло в небытиё. Мартин провёл рукой по её щеке — плазма милосердно пощадило лицо. Капли противопожарной взвеси стекали по щекам. Словно слёзы. Серебристые, тяжёлые, опоздавшие… — Due cose belle ha a mondo Amore e Morte[5], — прошептал Мартин. И вышел из комнаты. Не оборачиваясь. — Роджер, — позвал Мартин, медленно спускаясь по тёмным ступеням главной лестницы, — не поступало сообщений от отца? — Нет, господин Мартин, вы же знаете, он приезжает послезавтра. Я слышал крик госпожи Катрины… Что-то случилось? — Нет, Роджер. Всё нормально. Теперь всё нормально.
— О, Мартин! Вы решили вернуться? — оживился отец Хоуп. — Что же сегодня? Как прошлый раз? Мартин облизнул враз пересохшие губы: — Да, спасибо. Мне нужна ненависть… и немного предательства. 2006