избави вас Митра и Варуна посягать на дворец, хотя вот уж где кишат настоящие злодеи...

- Всем оставаться на местах! - прогремел офицер. - Где хозяин этой вонючей дыры?

- Я здесь, - дрожащим голосом отозвался Абулетес, поспешно обтирая руки о засаленный фартук. - Что-нибудь случилось?

- Нам известно, что вы укрываете краденое, даете приют всяким бандюгам и расплодили по городу воров.

- Насчет "расплодил" - это явное преувеличение, господин офицер! затараторил Абулетес. - Воры, ваше высокоблагородие, плодятся сами, спросите хоть Семирамис... - Он вовремя прикусил язык, поймав яростный взгляд Конана.

- Семирамис? - Офицер снял с пояса глиняную табличку и пошарил по ней взглядом. Он умел читать и очень гордился этим. - Кто такая? В моем списке нет.

- Это одна... э... почтенная дама, - пролепетал Абулетес, оказавшись между двух огней: справа его сверлил взглядом киммериец, слева начальственным взором мерил его офицер. - У меня с ней нелады, господин офицер, вот я и брякнул, исключительно чтобы опорочить ее честное имя...

- Ладно, этой потаскушкой займемся в другой раз, - отрубил офицер. В настоящее время нас интересует один из тех ворюг, которые у вас проживают в холе и покое.

- Смею вас уверить, господин офицер, мои клиенты - почтенные и славные люди, - твердо сказал Абулетес, который обрел наконец почву под ногами и заговорил увереннее. Такие диалоги ему приходилось уже вести не раз, правда, не с представителями королевской гвардии, а с жандармами рангом пониже.

Офицер с сомнением оглядел "славных людей". На него настороженно смотрели горбоносые и плосконосые, темноглазые и светлоглазые, узкие и широкоскулые липа, испещренные шрамами, расцвеченные клеймами, разукрашенные синяками и свежими ссадинами, изуродованные морщинами. У двоих или троих были вырваны ноздри, у пятерых не хватало ушей. Лишь одно лицо казалось по-настоящему красивым - это было лицо молодого киммерийца. Однако офицер не сомневался, что у юноши просто не было времени побывать во всех переделках, которые выпали уже на долю его товарищей по пансиону. Шрамы, клейма и морщины придут в свой черед и исполосуют эти правильные черты, изуродуют чистые щеки, избороздят гладкий лоб.

Качнув головой, офицер сердито сказал:

- У меня нет времени на пустые разговоры с тобой, трактирщик. А уж тем более - ближе знакомиться с этим сбродом. Скажу кратко: сегодня ночью какой-то дерзкий вор обокрал опочивальню сиятельной графини Зоэ, да простит мне госпожа, что я произношу ее чистое имя в этом поганом месте.

Зоэ была последней любовницей шадизарского градоправителя, знатного вельможи, состоявшего в кровном родстве с королем. Это была молодая пышнотелая и белолицая красавица с длинными белокурыми волосами. Про нее рассказывали, что она отличалась изощренной жестокостью и испытывала сладострастное удовольствие, насмерть забивая слуг длинным кнутом со свинцовыми шариками, зашитыми по всей длине кнутовища. В городе она вызывала всеобщую ненависть своим мотовством, высокомерием и почти неограниченным влиянием на градоправителя. Поэтому известие о том, что кто-то осмелился обокрасть эту женщину, послужило поводом для дружной овации и восторженного вопля, вырвавшегося одновременно из полусотни надорванных хриплых глоток.

- Молчать, - рявкнул офицер. - Нам известно многое, трактирщик. Нам известно, например, что была похищена алмазная диадема, старинная реликвия, привезенная для сиятельной Зоэ из самого Кхитая. След привел нас сюда. И что еще забавнее, друг мой... как бишь тебя?

- Абулетес, - пробормотал хозяин, который начинал чувствовать, что дело заходит слишком далеко. Опытным взглядом он смерил расстояние до стойки, прикидывая, успеет ли убрать бьющиеся предметы до того, как начнется всеобщая свалка.

- Какая разница, - высокомерно отозвался офицер. - Словом, этот подонок сейчас скрывается у тебя. Либо ты выдашь его сам, либо мы найдем его и арестуем.

- Господин, мне неизвестно об этой краже, - сказал Абулетес. - Я впервые слышу о ней от вас. Если вы считаете, что виновный скрывается у меня, - прошу.

Он прекрасно понимал, что примитивный обыск ничего не даст, и потому не очень-то беспокоился. И тут произошла катастрофа.

Поскольку солдаты вошли очень тихо и ожидаемая потасовка еще не началась, в верхних комнатах, предназначенных для ночлега, а также для свиданий с доступными девушками по доступным ценам, ничего не было слышно. По лестнице, громко стуча каблуками, сбежала эта проклятая дура Семирамис. Раскачивая широкими бедрами, еле прикрытыми полупрозрачным шелком ядовито-фиолетового цвета, она устремилась к Конану. Абулетес еле слышно застонал сквозь стиснутые зубы. На длинных черных волосах Семирамис, распущенных по такому случаю по плечам, возлежала та самая кхитайская диадема, о которой только что шла речь. Ошибиться было невозможно: алмазы сверкали даже в полутемном помещении, словно светились своим собственным светом. Две змеи из белого золота сплетались хвостами над узким лбом шадизарской потаскушки. Продетые сквозь змеиные тела кольца с длинными подвесками звенели при каждом движении головы, сплетая странную мелодию.

- Конан! - завопила она своим низким пропитым голосом и устремилась к молодому варвару. - Какая очаровашка! Ты просто чудо, и я навечно...

Тут только ее глаза привыкли к полумраку и она разглядела стоящих у входа солдат, застывших со своими пиками. Даже в темноте было заметно, что Семирамис побледнела.

Офицер расхохотался.

- Вот и решение загадки, - сказал он и обернулся к солдатам. - Взять ее!

Солдаты устремились вперед. Семирамис обеими руками вцепилась в диадему и помчалась обратно к лестнице, своротив по дороге столик и, судя по громкому крику боли, посадив себе на обольстительное бедро основательный синяк.

Мгновенным движением Конан вскочил, перевернув стол, схватил левой рукой табурет, а правой вытащил меч. Обрушив табурет на конический шлем офицера, он рассек мечом воздух и ловко отразил удар пики, направленный ему в грудь.

- Беги, Семирамис! - зычно крикнул он.

Солдаты, разъяренные сопротивлением, набросились на молодого варвара, который оскалил свои белые зубы и радостно устремился им навстречу. Копошась на полу, офицер, наполовину оглушенный, стонал:

- Девку хватайте, девку! Спасайте диадему! С вором разберемся после...

Но его никто не слушал. "Хорошенькая же дисциплина в королевской гвардии", - ошеломленно думал Абулетес, устремляясь к стойке бара. Он привык к тому, что солдаты жандармерии беспрекословно подчиняются своему начальству. К тому же жандармы всегда стремились вернуть похищенное в большей степени, нежели отловить и покарать преступника.