Построив свой дом на пороге Луны,
Живу без часов, без газет и без книг.
Смотрю по ночам прошлогодние сны,
Снотворное звёзд положив под язык.
И лишь по утрам, когда лунный дождь
Стучит по стеклу позабытый мотив,
Я осознаю, что всё это — ложь,
Но ты заходи…
Но ты заходи —
Мой дом за углом
Этого дня.
Тебе по пути,
И, если будет не в лом,
Навести меня.
Но ты залетай —
Мы будем пить чай
В рождественской мгле.
Я тоже зайду,
Когда будет рай
И там, у вас на Земле.
Слеплю из огней большую свечу,
Повешу над входом портреты друзей.
Порву календарь — и буду жить, как хочу,
Совсем не впрягаясь в напутствия дней.
И мой граммофон, вращая диск лет,
Поет мне о том, что уже позади.
Но я сознаю, что всё это — бред,
Но ты заходи…
Но ты заходи —
Мой дом за углом
Этого дня.
Мы с тобой посидим
За лунным столом
И помянем меня.
Но ты залетай —
Я ближе, чем край,
Я — лишь точка в нуле.
Я тоже зайду,
Когда будет рай
И там, у нас на Земле…
1990
Сочинить бы песню попроще,
Да и спеть бы её потише
Где-нибудь во бору или в роще,
Где её никто не услышит.
Сочинить бы песню потише,
Да и спеть бы её попроще,
Чтоб никто не прочёл бы афиши
Иль прочёл в афише лишь прочерк.
Я не хочу быть крутым,
Я не хочу громко петь.
Всё это — дым, только дым,
А я боюсь угореть.
Сочинить бы песню без смысла,
Да и спеть бы её без толка,
Чтоб она в ушах не зависла
Иль зависла бы, но ненадолго.
Сочинить бы песню похуже,
Да и спеть бы её неважно,
Чтобы сесть с этой песней в лужу,
Плюнуть в зал — и уйти отважно.
Я не хочу быть крутым,
Я не хочу громко петь.
Всё это — дым, только дым,
А я боюсь угореть.
1992
За тёмным лесом — серые одежды.
Везение — как глянец в кружевах.
И даже бледно-жёлтый цвет надежды
Густеет на зелёных рукавах,
Когда ты вытираешь кровь с палитры
И сводишь эти пятнышки с ума
Под видом неотправленной молитвы,
С судьбой неразрешённого письма.
Твои картины пока никому не видны,
Твое искусство ещё не смущает века,
Но эти стены уже не имеют цены,
И дом твой скоро пойдет с молотка…
Семь мелких нот, семь оттисков сознанья,
Семь точек от уколов бытия.
Когда бы я изведал мирозданье,
Таким уколом мог бы стать и я.
Но ты иные точки выбираешь
И время разворачиваешь вспять.
Зачем ты с каждой нотой умираешь,
Простым бессмертным не дано понять.
Твои баллады пока никому не слышны,
Твое искусство еще не смущает века,
Но эти стены уже не имеют цены,
И дом твой скоро пойдет с молотка…
Дом на заказ,
Деревянный табурет,
Ночь, свет и газ,
Окно темно,
И тысяча лет
Одиночества вдоволь
В заколоченном доме —
Там, где нет нас,
Там, где нас нет.
Угрозы и тлен,
Неврозы, гонения
На всех на нас,
Захваченных морозами в плен…
Мне бы шарф до колен,
Мне бы шарм поколения,
А не шанс околеть от измен…
1994
Каждой птахе — срок да вехи,
Сожалей — не сожалей!
Эти каменные веки
С каждым днем всё тяжелей.
С каждым годом с новым счастьем
Всё трудней мирить старьё.
Но не бей судьбу на части —
Пусть былое, да своё.
Чем богаты — тем бедны,
Что храним — тому верны.
Всё, что есть, — тепла пол-литра,
Пять светильников-желтков
Да яичница-палитра
Из семи цветных шлепков.
Да ещё вот этот город,
Что ночует у дверей.
Ковырни каминный порох
Кочергами фонарей
И увидишь: спозаранку
И до самого поздна
Небо стелет самобранку
Из белесого сукна. —
Выдь на Мойку — чей там стон?
Этот город — чем не стол?
Приглядись: из каждой арки,
Из-под каждого моста
Он пророчит нам подарки —
Будет праздник хоть куда!
С карнавальными речами
В коммунальной тесноте
Да с ростральными свечами
На Васильевском торте,
С шашлыками новостроек,
С Петропавловским рагу,
С самой горькой из настоек —
Чёрной речкой на снегу.
Хватит всем и чаш, и блюд!
Налетай, галдящий люд!
И пошли плясать по скатам,
Прыгать в прорубь, впрок грести.
Я хочу продолжить матом,
А из глотки льётся стих.
Вьётся ввысь архитектура,
Вырываясь из лесов,
Знать, моя толпа — не дура,
Чует, сволочь, млечный зов.
Ешьте всё, кромсайте смело,
Каждой твари — свой кусок!
Нынче смерть себя отпела
И подставила висок,
Раскраснелась на миру —
Видно, кончится к утру.
Выстрел в лоб на лобном месте —
